Черные сказки железного века
Шрифт:
Брюс снял мне крохотную квартирку в Кингстоне — у него действительно появились кое-какие средства. Вместо малютки «Морриса» купил большой «Ягуар» — лидер чемпионата мира как-никак, голыми руками не трогай! — и жилье получше. На двоих с Керром у них теперь были две спальни, столовая, довольно большая кухня и, наконец-то ванная комната, которую не приходилось ни с кем делить. «Ты же знаешь, Брюс никогда не был слишком аккуратным, — рассказывал мне Фил, — и не выказывал ни малейшего желания таковым стать. Поначалу предполагалось, что мы по очереди ведем хозяйство, но насколько помню, работа по дому была последней из его забот. Когда Брюс уезжал, я приводил квартиру в порядок, но уже через пять минут после его возвращения все опять стояло вверх дном. От самой двери дорожка из одежды, чемоданов, обуви, пакетов тянулась в столовую, затем в его комнату и, наконец, в ванную, откуда уже слышался веселый плеск. Все это слегка напоминало небольшой тайфун».
Брюс
Это были самые счастливые годы моей жизни, у нас не оставалось ни минуты свободной. На двухместном спортивном «Ягуаре-E», который Брюс купил одним из первых — да еще со специальной гоночной подготовкой, он так гордился этой машиной и никак не хотел признаться, что на самом деле она чистое барахло, потому как ломалась чаще, чем любой другой автомобиль на моей памяти, — мы объехали всю Европу. Начинался сезон обычно в Монако. Потом наш небольшой караван отправлялся в Голландию, Бельгию, Францию, Германию, Италию. Мы, как правило, ездили вместе с гонщиками других команд и жили, вообще говоря, одной дружной семьей: вместе, с шутками и прибаутками, селились в гостиницы, вместе ходили по музеям и пляжам. На самолетах летали редко — в Америку или Южную Африку. Господи, как же легко и просто тогда жилось! На тренировках мы, жены и подруги пилотов, сидели в боксах с секундомерами в руках, считали круги, отмечали время, хохотали над шутками своих парней — чего только стоила физиономия Дэна Герни, когда за пятнадцать минут до старта (по-моему, это случилось летом шестьдесят второго в Эйнтри) Джимми Кларк стянул руль от его «Порше»! За ужином часто помогали своим в застольных битвах — это когда после гонок пилоты и механики «Купера» во главе с хорошо уже заправившимся портвейном Джоном кидались булочками в ребят из «Лотоса», защищавшихся за соседним столиком. Что за славное это было зрелище — личико Бетти Брабэм, когда Купер-младший запулил целую тарелку жареной картошки ей прямо в шиньон! Где же это?.. В Монце? Нет, в Монце они мочили булочки в красном итальянском вине, чтобы снаряды были потяжелее, а официанты подносили свежие боеприпасы в подолах фартуков и смеялись над «этими сумасшедшими англичанами».
Или вот еще картинка. Мы летели из Нью-Йорка в Лос-Анджелес в почти пустом «Боинге-707» — восемь пассажиров на весь салон эконом-класса — и учили танцевать твист американских стюардесс. Потом спускались по трапу, нагруженные сумками с гигантскими запасами маленьких бутылочек виски, джина, водки — наш гонорар за уроки танцев: ведь твист в шестьдесят втором был последним писком моды, Америке о нем еще только предстояло узнать.
А как мы отмечали победу Брюса в Монако весной того же года! Князь Ренье пригласил всех призеров на вечерний коктейль во дворец. Мы с Брюсом, Бетти и Грэм Хиллы, еще кто-то из гонщиков — теперь вот уже и не упомню, кто. Перед выходом ребята подкрепились парой-тройкой рюмочек в гостинице и, войдя во дворец, взялись кататься по натертому до зеркального блеска паркету в коридоре длиною с полмили, не меньше. Тут открывается дверь — кто здесь, дескать, хулиганит? — на пороге стоит княгиня Грейс, а дворецкий докладывает: «Ваше высочество, прибыл король Египта Фарук I!»
В декабре шестьдесят первого мы поженились и сняли небольшой домик в Сурбитоне. Потом, когда родилась Аманда, переехали в Серый дом в Уолтоне, а потом в ужасно дорогое, но такое элегантное местечко Бервуд-парк в графстве Сэрри, неподалеку от старого гоночного трека Бруклендс. Нашу виллу Брюс назвал «Муриваи» — в честь пляжного домика, к которому когда-то на коляске с большими велосипедными колесами его возил Папаша и рядом с которым он впервые вышел на старт. Мы сами ее планировали, украшали резными статуэтками маори и яркими перламутровыми раковинами пауа — зелеными, синими, фиолетовыми.
Как было хорошо, когда у Брюса выдавался свободный денек и он оставался дома! Но только такой праздник случался редко. Обычно он уходил рано утром и возвращался не раньше полвосьмого-восьми. А коли там у них, в мастерских Куперов, случалась запарка, то и значительно позже. А как иначе, если на их заводике всего-то и рабочих было — три инженера-механика, два жестянщика-кузовщика, сам Джон, Брюс, который чертил, как проклятый, все синьки, и второй пилот, Тони Маггз.
Сами гонки вспоминаются меньше. Может быть, потому, что, начавшись так ярко, карьера Брюса продолжалась довольно ровно и, наверное, не совсем так, как он ожидал. После победы в Себринге осенью пятьдесят девятого Брюс выиграл и следующий этап, в январе шестидесятого в Аргентине (совершенно ненормальные болельщики его там от избытка чувств чуть не растерзали, еле полицейские отбили), а чемпионат мира шестидесятого года закончил на втором месте. Потом остался третьим, шестым, седьмым... Время шло, а больших побед все не было. Появились разговоры, мол, звезда Мак-Ларена закатилась, так, собственно, и не успев взойти. Что Брюс вовсе не так талантлив, как Кларк, Хилл, Сертиз или Бандини. Что ему не хватает упорства и агрессивности. Относительно недавно, лет... лет несколько назад, не помню точно, я прочитала слова Тедди Мейера, он появился у нас в конце шестидесятых, а потом стал спортивным директором команды «Мак-Ларен»: «Есть пилоты, которые превосходят сами себя в битве за победу, атакуют меньше, когда они четвертые или пятые, и совсем успокаиваются, если занимают место в конце первой десятки. Именно таким был Брюс. Он показывал великолепное мастерство, когда знал, что есть шанс выиграть гонку, и спокойно выжидал, не ввязываясь в драку, если такого шанса не видел».
Мак-Ларена очень
Не буду спорить — я-то просто Брюса любила, а потому всегда считала не только лучшим на земле человеком, но и лучшим автогонщиком. Только ведь Мак-Ларен не отличался крепким здоровьем. В конце длинной гонки давала о себе знать больная нога, к тому же один глаз Брюса видел хуже. На медкомиссии перед стартом он, читая таблицу, сначала закрывал слабый глаз правой рукой, а затем — левой, его такому трюку кто-то из американских гонщиков научил. Один лишь раз обмануть врача не удалось — перед пятисотмильной гонкой в Индианаполисе в шестьдесят восьмом. Тогда, к счастью, Мак-Ларен справился с таблицей, и к соревнованиям его допустили. Но мало кто знал, что от утомления зрение Брюса еще ухудшалось...
Да только он все равно не ушел в тень — не такой был человек, чтобы в тень уйти. Другие выигрывали гонки и получали чемпионские звания, а популярность Брюса отнюдь не шла на убыль.
И больше всех его ценили инженеры, механики и хозяева гоночных команд. Ведь Брюс показал себя выдающимся гонщиком-испытателем. Он работал на «Ягуар», «Астон-Мартин», «Форд», доводил до ума гоночные и обычные легковые машины, даже с прессой сотрудничал. Я как-то спросила: «Тебе не скучно наматывать по полигону круг за кругом — без всякой спортивной борьбы, без интриги, без призов и публики?» А Брюс ответил: «Это полсуток в Себринге гоняться скучно — только пьешь апельсиновый сок и колу и потеешь, как дурак». «Гоночный автомобиль, — говорил он, и глаза становились мечтательными, будто Брюс не о железяках рассуждал, а вспоминал наш медовый месяц на Таити, — очень похож на пианино. Его создатели всё правильно рассчитали, подобрали верные материалы и нужную длину струн. Но инструмент никогда не зазвучит так, чтобы тронуть души людей, прежде чем за него не возьмется настройщик. Я обожаю настраивать машину — круг за кругом, час за часом, день за днем. А разве может наскучить любимое дело?» «После серии тестов, — как-то сказал мне Рой (Рой Лан, он в шестидесятые был в начальниках гоночной программы «Форда» в Ле-Мане), — Мак-Ларен способен точно определить проблему. Но главное, он уже знает, как ее нужно решить! В Брюсе превосходно сочетается пилот, гоночный инженер и конструктор-проектировщик. Он умеет слушать и умеет донести до других свои замечания и идеи». И это Рой говорил задолго до того, как Мак-Ларен, три года убивший на то, чтобы довести до ума «Форд-GT40», все-таки выиграл «24 часа Ле-Мана».
С его-то мозгами, с его гоночным опытом и инженерными знаниями Брюсу прямая дорога была собственные автомобили строить. Началось это еще в конце шестьдесят второго, когда он выкупил у Куперов старое шасси «Формулы-1» и решил установить на него мотор помощнее и обтекаемый кузов. На мысль-то его навел Роджер Пенске, американец, гонщик, бизнесмен, миллионер и очень хороший парень — они как-то встретились в аэропорту, когда Брюс возвращался из Штатов, и проговорили весь полет.
Скоро стало ясно, что с Куперами надо расставаться — они не поспевали за прогрессом, который шел тогда семимильными шагами, они вели дела по старинке и не хотели ничего менять. Но Брюс по своему обыкновению не мог сказать в глаза человеку нечто, что может того сильно расстроить. И долго мучился, прежде чем наконец решился — когда в шестьдесят пятом занял в чемпионате мира только восьмое место, не то что ни одного Большого приза не выиграв, однажды всего на пьедестал поднялся, в Бельгии, И потом еще не раз говорил и писал, как он любит Куперов, как он им признателен. Да если бы Мак-Ларен в шестьдесят третьем перешел в «Лотос», БРМ или «Феррари», он бы чемпионом мира был как пить дать! Но нет, он не мог — дело чести.
В 1967 году Мак-Ларен считался одним из главных фаворитов Ле-Мана, однако вместе с Марком Доноху финишировал лишь четвертым после того как на их «Форд-GT40-Mk4» обрушилась целая лавина проблем.
«Пыл Гран-при сродни пылу настоящей битвы, — так он написал, решившись наконец, в своей колонке в английском "Автоспорте". — Гонка может сплотить людей покрепче любой сварки или развести их навсегда. За восемь сезонов в команде я не могу вспомнить сколько-нибудь серьезного конфликта между Купером и мной. Когда я пришел к нему, я был еще очень молод и краснел, как девушка, слушая анекдоты Джона. Я провел эти годы ученичества, окруженный такими замечательными людьми, как Джон и Чарльз Куперы, Джек Брабэм, Рой Сальвадори, Кен Тиррелл. И в немалой степени их влияние, пример и успехи помогли мне прийти к мысли основать собственную "конюшню"».
Поначалу-то мало кто верил в успех начинания Брюса. Хитрый старый Черный Джек — он ведь был на одиннадцать лет старше Мак-Ларена и казался нам всем, двадцатилетним, совсем стариком — очень сомневался, что «Брюс способен построить машины такого калибра и такого качества, которые будут выигрывать в "Формуле-1"». Так он, кажется, сказал в одном интервью. Или почти так — смысл, во всяком случае, такой. Не иначе, сказал под впечатлением увиденного — когда приехал взглянуть на нашу первую мастерскую весной шестьдесят четвертого. Это был бетонный ангар, вернее, половина бетонного ангара, с земляным полом, где стояли тракторы, грейдеры, скреперы и прочие дорожные машины. Если у вас хватало сил и мужества пробраться сквозь стадо этих грязных, замасленных железных мастодонтов, то в самом дальнем углу вы могли обнаружить две гоночные машины, верстак, тиски, сверлильный станок и сварочный аппарат. Вместо стенда, на котором устанавливали шасси автомобиля, подобрали здоровенный деревянный ящик. Вся эта жуть называлась «Брюс Мак-Ларен Рейсинг Тим Лимитед».