Черные тузы
Шрифт:
Зыков не перебивал Сачкова вопросами, он с мрачным видом курил, стряхивая пепел в грязный стакан.
– Убийцы поставили на пол гаража пустую бутылку из-под шампанского, смазали её машинным маслом, – Сачков выудил из пачки новую папиросу. – Они стянули с Рыбакова брюки, бумажные кальсоны и трусы. Один или двое преступников медленно отпускали веревку, на которой был подвешен Рыбаков, ещё один убийца придерживал его за ноги. Короче, его посадили очком на бутылку из-под шампанского. У Рыбакова порвалась прямая кишка. Потом преступники вытащили тряпки изо рта своей жертвы, и задушили Рыбакова ремнем безопасности. Возможно, события происходили в несколько иной последовательности, чем я изложил, но сути дела это не меняет. Поэтому я могу утверждать, что преступников, по крайней мере, двое.
– Пожалуй, что так, – Зыков потушил о подметку ботинка окурок и бросил его в стакан. – Значит, в последний момент Рыбаков не оказал преступникам никакого сопротивления?
– Он был уже не форме. Он физически не имел возможности оказать сопротивления. Письменное заключение будет готово завтра, – повторил Сачков. – Милости прошу, приходите сами или пришлите кого-нибудь.
– Спасибо, я приду сам.
Зыков не собирался уходить, он удобнее устроился на стуле.
– Я хотел вот что спросить. Вам доставили голень мужской ноги, найденную пару-тройку дней назад. Это действительно бродячие собаки её покусали? Мне сейчас в голову пришла одна мысль: возможно, покойника перед смертью тоже пытали, травили собакой?
– Нет, укусы совсем свежие, а покойнику уже недельки две, – Сачков отрицательно помотал головой. – Так вот, совсем забыл. О подарке. Вам везет, без дураков. Мы сделали рентген голени, и сами удивились результату. Такое случается, но крайне редко. Оказалось, что покойник, в смысле, тогда ещё живой человек, ломал в голени ногу. Тут нет ничего примечательного. По одному этому признаку личность убитого все равно не установить. Необычна сама травма, это так называемый сложный вколоченный перелом, крайне редко такое встречается.
– Вколоченный перелом?
– Что, первый раз слышите? Это когда сломанные кости полностью совмещаются друг с другом и на ощупь невозможно определить, сломана нога или нет. Обязательно нужен рентген. Человек с вколоченным переломом запросто может неделю ходить на работу. Боль в сломанной ноге временами бывает сильной, но никаких видимых повреждений не усматривается. Даже отек не развивается, потому что связки, сосуды и мышечные волокна не повреждены отломками костей.
– Интересно, очень интересно, – Зыков перестал замечать холод. – Экспертиза может определить, когда именно, приблизительно хотя бы, покойник ломал ногу?
– Это можно определить, – кивнул Сачков. – Нужно исследовать костную мозоль, образовавшуюся на месте перелома – и я назову время, когда была получена травма. Плюс минус два года. Устраивает?
– Ну, вы меня просто наповал, на повал просто меня сразили, – Зыкову показалось, что на лбу выступили капли испарины. – А я начерно подготовил план оперативных и розыскных мероприятий, – он достал из кармана сложенный вчетверо листок и даже развернул его. – Хотел ещё раз прочесать местность, где нашли голень вдоль излучины реки Лопасни.
Сачков обнажил в улыбке желтые лошадиные зубы.
– Все это пустая трата времени. Что вы там найдете под снегом? Отмените все ваши мероприятия – это совет старшего товарища. Пока мы проводим экспертизу костной опухоли, точнее мозоли. Но не сидите сложа руки, не теряйте времени. Свяжитесь со всеми московскими травматологическими пунктами и выясните вот что. Не обращался ли туда в течение последних десяти лет человек с подобным переломом. Если погибший – москвич, а это, скорее всего так, то вы сможете установить его личность.
– Слишком просто все получается, – Зыков достал блокнот, сделал в нем пометки. – Представляете, сколько человек ежегодно получает в Москве подобные травмы?
– Очень даже хорошо представляю, – сказал Сачков. – Ежегодно в Москве правую голень ломают полторы тысячи человек. Не так уж много, правда? А сколько вколоченных переломов правой голени? Десяток, не больше. Так что, круг ваших поисков довольно узкий.
– Я не знаком с этой статистикой, – смущенно потупился Зыков. – Действительно, вы правы, вы совершенно правы.
– Поручите эту работу оперативным сотрудникам из управления внутренних дел, – продолжал Сачков. – Сами рутиной не занимайтесь. В городе сто сорок три травмпункта. Даже если наш клиент обращался с переломом в больницу, то уж долечивался точно в травмпункте. Чтобы сократить объем бесполезной работы, в больницы не звоните. Но это ещё не все, что я хотел вам сказать. Возможно, вы знаете, что в рентгеновских пленках или снимках, называйте, как хотите, содержится серебро. Поэтому их не хранят в больницах и травмпунктах, а сжигают, утилизируют, чтобы это серебро получить. Для этой цели, чтобы из пленок серебро извлекать, в Москве целая государственная организация существует. Но когда случай особенно интересный, вроде нашего, какой-нибудь сложный вколоченный перелом… Короче, такие снимки хранят годами. Их показывают на всяких медицинских симпозиумах, конференциях, их публикуют в журналах и книгах, на их основе диссертации пишут. Понимаете?
Зыков, не поднимая головы, что-то писал в блокноте.
– Вы хотите сказать, что рентгеновскую пленку с переломом убитого до сих пор не утилизировали, правильно?
– Совершенно верно, – лысая голова Сачкова сияла, словно натертая воском. – Пленку не утилизировали. А пленка эта – очень важное доказательство для следствия. Вот и попробуйте её достать. Вполне реальное дело, вполне. Но даже если пленку и сожгли, что маловероятно, в травматологических пунктах хранятся журналы с записями за последние годы. В них коротко описан характер травм, с которыми обращаются больные. Например: сложный перелом обеих костей голени. И, кроме того, в журналах указано число, когда больной обратился. Плюс анкетные данные. Фамилия, имя, отчество, адрес больного. Когда вы закончите эту работу, более или менее целостная картина будет у вас перед глазами. По крайней мере, установите личность убитого – а это уже половина дела.
– Вы мне очень помогли, Павел Петрович, – Зыков поставил закорючку в блокноте.
– Я работаю в этом подвале, в должности судебного эксперта так давно, что говорить неприлично. А вас я всего третий раз вижу, вы ведь совсем новый человек в областной прокуратуре? Сколько вам лет?
– Тридцать пять.
– Моему сыну сейчас было бы тридцать шесть, – сказал Сачков. – Он был старше вас на год. Три года назад его сбил пьяный водитель.
Зыков опустил глаза, не зная, что ответить Сачкову.