Черные тузы
Шрифт:
Получается, парень был совершенно не опасен. А Ложкин учинил форменный расстрел безоружного человека, а ведь лейтенант имел право стрелять только при явной угрозе применения преступником оружия. В своем рапорте Ложкин вводит следствие в заблуждение, а сказать прямо, просто врет. Не было у Трегубовича оружия, не было предупредительного выстрела в воздух, Ложкин сразу стрелял на поражение. Не по ногам стрелял, выпустил короткую очередь из автомата по фанерной двери туалетной кабинки. И смертельное ранение Трегубович получил не в результате рикошета пули. Это было прямое попадание.
Теперь ещё выясняется, что и угрозы для жизни пассажиров тоже не существовало. Как раз в это время вокзальный туалет был пуст, лишь какой-то старик то ли спал, то ли справлял нужду в одной из кабинок. Зыков покусывал кончин карандаша и злился. Ложкину вообще не следовало заходить в буфет, где пил пиво Трегубович, не следовало требовать документы. Будь лейтенант умным человеком, а главное, грамотным милиционером, он подождал бы Трегубовича в дверях буфета, отвел в отделение, а дальше по инструкции. Но лейтенант, видимо, куда-то торопился и в спешке нарушил все писанные и неписаные правила. Если кто и подверг опасности жизни пассажиров, так это именно Ложкин.
Применение оружия было необоснованным – и точка. Таким, как этот Ложкин, вообще не место в милиции, таких на пушечный выстрел нельзя к органам подпускать. Форменный псих. Сегодня он безоружного человека застрелил, а завтра? Зыков полистал бумаги. Вот характеристика Ложкина, затребованная областной прокуратурой и подписанная начальником отделения милиция. Дисциплинированный, пользуется уважением, принимал участие в боевых операциях, награжден медалью «За отвагу», контужен… Вот как, оказывается, Ложкин контужен. Теперь хоть понятно, почему он такой нервный, такой дерганый. Сперва стреляет, потом думает. Будущая судьба лейтенанта Ложкина вырисовывается довольно отчетливо. В лучшем случае его выгоняют из милиции, в худшем – отдадут под суд.
Ну а если разобраться в деле трезво, без лишних эмоций? Сжить со света человека дело не из трудных. Ложкин лейтенант, оперуполномоченный линейного отдела милиции. В ту субботу он не должен был топтаться на вокзале с сержантом Соловейко, не по чину оперу стоять в наряде. Но он вызвался подменить заболевшего товарища, сержанта Торопова. И застрелил Ложкин отнюдь не законопослушного гражданина, честного налогоплательщика, он застрелил бандита и убийцу. Нет, тут сплеча рубить нельзя. Сразу видно, Ложкин – честный парень, добросовестный, от службы, от черновой работы не бегает. Правда, нервы подлечить ему не помешает. Но это мелочи. По большому счету, на таких, как этот Ложкин, вся наша милиция держится. Нельзя человеческую судьбу сгоряча под корень рубить. Так людьми пробросаться можно.
Для начала, пусть перепишет свой рапорт. По бумагам должно получаться так, что Трегубович стрелял первым. Стрелял в милиционеров, а те только защищались. Поэтому и применили оружие. Лучше указать, что не из автомата его уложили, а из табельного пистолета. Баллистической экспертизы здесь не потребуется, никто её назначать не станет. Не сегодня завтра тело Трегубовича сожгут, как полено, в судебном морге – и дело с концом. А свидетелем, который подтвердит любые слова лейтенанта, станет тот самый старик, что спал на унитазе в одной из кабинок.
Нужно потолковать со стариком по душам – и он подпишет любую бумагу, потому что это в его интересах. Затем следует кое-что переправить в протоколе осмотра места происшествия, помощник транспортного прокурора, подписавший протокол, наверняка не станет возражать против этой затеи. В транспортную прокуратуру нужно позвонить сегодня же, не откладывая в долгий ящик. Зыков сделал пометку в блокноте. Ложкину надо обязательно помочь, лишь потому, что Ложкин, не сознавая того, очень помог прокуратуре, лично Зыкову. Приняв решение, следователь повеселел.
Зыков склонился над бумагами. Смерть Трегубовича стала лишь короткой прелюдией к дальнейшим событиям, происшедшим на вокзале. Когда на место происшествия прибыла следственная бригада, первым делом труп осмотрел эксперт-криминалист и обнаружил на левой ладони Трегубовича какие-то полустертые записи шариковой ручкой. Быстро сообразили, что это за цифры. Не что иное, как номер ячейки камеры хранения, её код. Когда труп отправили в Лефортовский судебный морг, следственная бригада осталась на вокзале, помощник транспортного прокурора распорядился в присутствии понятых вскрыть ячейку. Зыков придвинул к себе протокол изъятия сумки-холодильника из ячейки и улыбнулся, представляя себе комичность событий. Интересно, что члены следственной бригады рассчитывали там обнаружить? Скорее всего, наркотики или оружие. Но один вид объемистой квадратной сумки насторожил эксперта-криминалиста. Он принял решение вызвать взрывотехников из ФСБ. А что творилось в это время на вокзале… Сделали по громкой связи объявление, что в помещении вокзала начинаются учения по гражданской обороне, вызвали дополнительные наряды милиции, солдат внутренних войск, перекрыли все входы и выходы, стали выводить людей из здания. Но почему-то число пассажиров не уменьшалось, а росло, народ валом повалил на вокзал, толпа не рассеялась, а стала гуще. Пришлось задержать отправление поездов дальнего следования и пригородных электричек, к черту полетело все расписание. Полный мрак. Уходя из жизни, Трегубович громко хлопнул дверью.
Наконец, сообразили сделать другое объявление, сообщили людям, что рядом с камерами хранения, возможно, обнаружено взрывное устройство. Что тут началось… Вокзал мгновенно опустел, без участия милиции. Взрывотехникам потребовался час, чтобы извлечь сумку из ячейки, открыть крышку. Вместо бомбы нашли голову предпринимателя Марьясова, обложенную колотым льдом. Саперы уехали, а голову в сопровождении двух милиционеров направили в бюро судебно-медицинской экспертизы. В здание вокзала пустили людей, о происшествии быстро забыли.
Найденная голова Марьясова куда ценнее взрывчатки, оружия или наркотиков. Эта синяя голова дорогого стоит. Она все расставляет по местам. Запутанные, казалось, безнадежные дела об убийствах предпринимателей Овечкина и Рыбакова можно закрывать и списывать в архив в связи со смертью подозреваемого. Ясно, что заказчиком убийств был сам Марьясов. Трегубович же – сошка мелкая, рядовой исполнитель. Этот подонок долго болтался без дела, душевно отупел и нравственно опустился, наконец, стараниями двоюродного брата, бывшего пресс-секретаря Марьясова, нашел свое призвание, свое место в жизни. Согласился выполнить пару мокрых дел.
Можно предположить, что Марьясов, Рыбаков и Овечкин имели некие общие финансовые интересы. Хотя прямых доказательств того, что эти интересы действительно существовали, у следствия нет и, видимо, уже никогда не появится. Но в криминальном мире, в мире теневого бизнеса люди убивают друг друга по единственной причине – из-за денежных счетов. Другого не бывает.
Марьясов, Рыбаков и Овечкин чего-то не поделили или не сумели о чем-то договориться на том самом злополучном областном совещании бизнесменов. Марьясов поручает грязную работу Трегубовичу, тот, понимает, что один такое дело никак не потянет. И находит себе помощника, соучастника дальнейших преступлений. Словесный портрет этого персонажа составила дочь покойного Рыбакова: модно одетый мужчина, приятной наружности, брюнет с тонкими усиками, приблизительно сорока лет. Трегубович и этот усатый выполняют заказ Марьясова. А дальше, как говориться, возможны варианты. То ли заказчик и исполнители не сошлись в цене, и Трегубович посчитал себя обманутым. То ли сам Марьясов решил избавиться от свидетелей. Так или иначе, но первой жертвой разборки становится брат Трегубович, пресс-секретарь Павел Куницын. Дважды его пытаются убить, оба раза с применением взрывчатки. Первая попытку организовали прямо в офисе, в присутствии телевизионщика Дмитрия Лепского.