Черные вороны 11. Ураган
Шрифт:
– Она спрятана у меня под кожей. Я зашила ее вот здесь.
Трогает пальчиками место на руке чуть выше локтя.
– Разрежь и достань. Я думала, что умру и никто не найдет. Разве вскрывают тела казненных?
Дарина прижалась ко мне, и мои руки автоматически легли на её талию, обнимая. Я замер, вглядываясь в её глаза, полные фанатичной решимости, понимая, что всё ещё выискиваю для себя ответ на вопрос, зачем ей это нужно.
Покачал головой, не веря услышанному. Она просто не ведает, на что соглашается.
– Это будет больно…я не врач. Ты должна
А в ответ еле слышное:
– Понимаю. Думаешь я зашивала ее под наркозом? И разве есть боль сильнее, чем мы уже причинили друг другу? Я хочу, чтоб ты это сделал. Сейчас. Сделай это.
– Закрой глаза…кричать можно. Пусть думают и знают, что я тебя режу!
И эти её слова, полные отчаяния и безысходности. Они рвали меня на части изнутри, обжигая ледяным огнём, потому что она не лгала. Потому что она сделала свой выбор совершенно осознанно…доверилась мне. В очередной раз.
Погладил большим пальцем щеку, ощущая, как нежность к этой хрупкой и в то же время невероятно сильной женщине вытесняет все остальные чувства, загоняя недоверие глубоко назад. Захотелось обнять и сжать до хруста. Вдавить ее в себя и не отпускать, сжимать и застыть навечно. Вот так. Рядом со мной.
– Я верю тебе, малыш. Верю. Достанем флешку потом. Я найду врача который сделает это безболезненно.
В этот момент затрещал телефон, и включилась громкая связь, голос Лиса холодно приказал явиться к нему через двадцать минут.
Дарина перевела взгляд с меня на аппарат, зажмурилась от ласки, перехватила мою руку за запястье и сильно сжала:
– С нами! Если не сделаешь этого, что будет с нами? Возьми ее, посмотри. Сейчас. Ты сам говорил, что может такой возможности уже не будет. Давай! Сделай это. Или… или я ничего не расскажу тебе. Слышишь?
Рывком прижал её к себе, целуя волосы, гладя спину, и лихорадочно обдумывая, как поступить. Времени оставалось слишком мало, а мне предстояло обдумать две версии преступления. Одну – реальную, а вторую – ту, которую я должен был предоставить Лису в самое ближайшее время.
И сейчас всё зависело лишь от того, насколько полной информацией я буду обладать. В том, что она больше не проронит ни слова, я даже не сомневался – слишком явно читалось упрямство в сжатых губах и пронзительном взгляде.
Прижался к её губам, чувствуя солоноватый вкус слёз, и прошептал:
– Прости, малыш.
Приподнял её лицо, удерживая за скулы:
– Смотри мне в лицо, Даша.
Она напряжённо улыбнулась и подняла на меня взгляд. Я достал флешку очень быстро, а она не проронила ни стона, даже когда я обратно зашивал промытую рану. Вытащил микрофлешку из капсулы, вставил в свой ноутбук, временно включив защиту от считывания жесткого дика и записи.
Увидел лицо Дарины. Она говорила. Говорила со мной. Мне и в ее глазах…в них дрожит мое отражение, потому что она смотрит на фото. Она говорит… а я вижу, как киноленту каждое ее слово картинками в своем воспалённом воображении.
Сколько в ее словах боли – боль…Тонны боли, всепоглощающей, лишающей разума и силы воли. Вдохнул
– Максим…– едва слышным жалобным шепотом, по ее щекам там на флешке катятся слезы.
И от этого шёпота что-то оживает внутри меня. Нечто, давно похороненное. Сейчас, возрождаясь, оно причиняет ещё большие муки, скручивая в узел и заставляя тихо стонать, закусив губу до крови.
Её страх…Липкий, тяжёлый, от которого стыла кровь в жилах. Бездна отчаяния, накатывавшая на неё каждый день. Все эти полгода.
Безысходность, доводившая её до истерик и срывов. Разбитые стекла, содранные до мяса ногти, вырванные в агонии тоски волосы. Мучительные поиски ответов на вопросы обо мне, о нас… Горький изнуряющий плач наедине с собой. В спальне. За закрытыми дверями. Когда никто не видит слабость той сильной женщины, которую она играла все эти месяцы.
И эта опостылевшая игра, отнявшая все силы и желания, кроме одного.
Месть. Я буквально впитывал её жажду мести. Дикую, едва управляемую. Которая стала смыслом жизни, единственным, что придавал силы для дальнейшего существования. Я видел тот день, когда принял решение, видел циферблат часов её глазами, слышал биение её сердца, ощущал её слезы на собственных щеках.
Я на себе чувствовал ненависть, от которой сводило скулы и вскипали мозги. Ненависть, раздиравшую её на части и становившуюся неистовее изо дня в день.
И любовь…Она ворвалась в меня с такой силой, что захватило дух и выбило почву из–под ног. От неё кружилась голова, цепенело тело, сердце начало колотиться с огромной скоростью, разгоняя застывшую в венах кровь. Эта безумная любовь словно проникала под кожу, пробираясь к сердцу для того, чтобы поставить клеймо, чтобы никогда больше не быть отвергнутой мною.
И снова эхо в её мыслях выстукивает как пульс, как сердцебиение: "Максим". Мое имя ее голосом. Делая невозможное, убирая последние преграды, выстроенные когда-то. И камни из этих стен начинают с грохотом падать вниз, превращаясь на обледенелой земле в серые руины. Не было никого другого. Вся моя. Целиком и полностью. Каждой клеточкой тела и каждой частью её истерзанной мною души. Моя. Моя. Моя. Всегда. Вечно моя.
Я провалился в глухую пропасть. Я словно отключился, глядя на монитор остекленевшим взглядом.
Спустя время я слышал лихорадочный шёпот Дарины и вкус её слез на моих губах. А потом жаркое прощание и страстные поцелуи, когда я иступлено целовал её руки, глаза, волосы, губы и что-то шептал ей… успокаивая нас обоих, окунаясь к какое-то призрачное и скоротечное счастье. Такое чудовищное счастье для этого мертвого места.
И вот я стою перед Лисом, безучастно докладывая информацию, полученную от обвиняемой, делая упор именно на убийстве. И буквально через полчаса уже выхожу из его кабинета, получив позволение перевести её в камеру с более приемлемыми условиями. Отдал своим людям приказ сопроводить Валерию в новое место заключения и вышел из комплекса.