Черные вороны 11. Ураган
Шрифт:
– Я ждал, когда ты вернешься, хотел поговорить…возможно, позже, но ты снова уезжаешь, и я не хочу больше откладывать этот разговор.
Я внутренне напряглась, потому что уже знала, о чем пойдет речь.
– Говори.
Отошла к окну и посмотрела на красивый малиновый закат.
– Ты ведь знаешь о моих чувствах, Дарина.
Я тяжело вздохнула. Конечно, знаю. Как и любая женщина, которая замечает любовь не интересующего ее мужчины сразу же. Тогда как в любимом всегда сомневается.
– Знаю.
– Я ждал долгие месяцы… ждал и молчал. Сейчас я хочу знать – у меня есть шанс, что я могу стать большим, чем просто твой друг и охранник?
Я посмотрела
– Смотри, Дэн, этот стакан полный, верно?
– Верно… – глухо ответил он.
– Ты можешь его наполнить заново, не вылив эту воду или не испив?
– Нет.
Я повернулась к Дэну и медленно поставила стакан на стол.
– Так же и моё сердце, Дэн. Оно полное… не тобой.
Парень усмехнулся:
– Я думал, что через столько времени в нем появилось место для меня. Все эти месяцы все вокруг считали, что мы с тобой любовники. Ты не опровергала это заблуждение, и я надеялся, что рано или поздно так и случится.
Господи, как же тяжело говорить «нет» тому, кого уважаешь и любишь, как друга, зная, что после этого «нет» не останется и дружбы тоже.
– Я не давала тебе этой надежды, Дэн. Никогда.
– Но и не отнимала. Неужели ты все еще любишь его? После всего, что он тебе сделал? Любишь?
Я посмотрела на Дэна, на отчаяние в его глазах и судорожно втянула воздух.
– Разве можно приказать себе: люби этого, а того не люби? Можно сказать себе: не думай, не вспоминай? Ты можешь, Дэн?
Он шагнул ко мне и взял меня за руки:
– Я люблю тебя, мы могли бы попробовать. Ты свободная женщина. Что мешает попробовать, Дарина? Просто дай мне шанс…
– Не свободная… – тихо ответила я и осторожно высвободила руки.
– Ты разведена, разве это не говорит о том, что ты свободна?
– Не разведена. Я по-прежнему Дарина Воронова. Развод был фикцией.
Дэн усмехнулся, отвернулся от меня и посмотрел вдаль.
– Ты к нему едешь, да? Все было напрасно – наш побег, мое освобождение?
– Нет, не к нему, Дэн. И все было не напрасно. Ты помог мне, и я благодарна тебе за это. Благодарна. Но ведь благодарность – не любовь, а любви я никогда тебе не обещала.
– Значит, это конец? Мне не на что надеяться?
– Не на что, прости. Мне пора, Дэн. Мы поговорим, когда я вернусь.
– Я уже выехала.
– Вы задерживаетесь, а время пошло. Расскажите мне, что сейчас собираетесь сделать?
– Еду в отель… – я усмехнулась. Радич проверяет.
– Дальше вы смените внешность. Только потом появляйтесь в отеле. Расплатитесь кредиткой Валерии. Вы позаботитесь о том, чтобы вас никто не узнал! А также…когда будете убирать отпечатки…чтоб никто не услышал. На заживление ран меньше недели. Мази и крема у вас собой, обезболивающие тоже, лимонная кислота для нейтрализации есть.
– Позабочусь.
– Вы знаете, какая это боль? Вы уверены, что вытерпите? Потому что если нет, то откажитесь от этой затеи сразу. Вашими криками вы привлечете внимание. Вас запомнят.
– Я вытерплю! – вырулила на дорогу.
– Когда раны затянутся, дайте мне знать. Я перекрою поставку живого товара. И сразу выходите с ним на связь. Он будет ждать звонок от поставщика лично.
– Ожоги заживут быстро?
– Это лишь верхний слой кожи. Заживут, но чувствительность может пропасть. В сейфе в номере есть пакет обезболивающего, наркотического. Если не уверены, что справитесь с болью, примите его. Это притупит мучения.
При упоминании о наркоте я болезненно поморщилась.
– К черту. Я обойдусь без него.
– Как знаете. Просто запомните, что кричать и стонать нельзя. В этом дешевом гадюшнике картонные стены.
– Я запомнила.
– Давайте. Удачи. Вас прикроют только по дороге туда, обратно вы добираетесь сами. Вертолет будет ждать два часа – если не объявились, значит, все плохо, и я действую по плану номер два.
– Хорошо.
– Если вы опаздываете на вертолет, помните, где скрываться и как дать мне знать?
– Помню. Черт! Ты ужасно надоедливый, ты знаешь? Я тебе тысячу раз рассказала все наизусть.
– Я обещал заботиться о вас и нарушать это слово не собираюсь.
– Кому обещал?
– Удачи, Дарина.
Он отключился, а я ударила ладонями по рулю. Упрямый негодяй. Когда я вернусь – я вытрясу из тебя правду.
***
Я меняла внешность в грязном туалете на заправке, пока прыщавый парень заправлял мою машину и радовался чаевым, которые я ему дала за ключ от уборной для персонала. Я даже не посмотрела в зеркало после того, как обесцветила волосы и обрезала их ножницами. Мне было наплевать, как я выгляжу. Высушив под сушилкой для рук короткие, жесткие после осветлителя волосы, заправила их за уши, вышла из туалета, села в машину и, вдавив педаль газа, поехала в отель. Стефан был прав. Хуже гадюшника, чем это место, не придумаешь. Что, в принципе, тоже совершенно меня не волновало. Я взяла ключи от номера у портье и поднялась в скрипучем лифте на третий этаж. Бросила сумку в кресло, достала ноутбук, ввела сторонний ай пи и вошла в электронную почту, открытую на имя Валерии Северской. В течение нескольких лет почта была рабочей. Кто-то регулярно пользовался ею, социальными сетями и так далее, создавая видимость реально существующей личности. Если меня будут искать, никто не сможет засомневаться в подлинности всех моих аккаунтов. Я заперла дверь и достала пузырек с кислотой. Мне предстояло налить ее в емкость и опустить туда подушечки пальцев. Просто-напросто сжечь кожу, чтобы избежать идентификации по отпечаткам пальцев. Ищейка продумал даже это – в биографии Валерии Северской значилось, что у нее есть многочисленные ожоги на руках.
Стефан боялся, что я не вытерплю боль. Да что значит физическая пытка по сравнению с моральной? Радич понятия не имеет о настоящей боли, когда хочется просто умереть. И если физическая рано или поздно заканчивается, то моральная боль вечная. Моя личная боль.
Я окунула пальцы и не издала ни звука, только губы закусила до крови. Я упала на колени и доползла до узкой кровати. Легла поперек и закрыла глаза. Я справлюсь быстрее. Все успею и вернусь вовремя. Я должна. Просто обязана справиться. Я хотела вернуться к детям, и я решила найти Максима. Сейчас, лежа с закрытыми глазами, чувствуя ослепительные волны дикой боли в руках, я опять думала о нем. О том письме, которое прочла, обо всем, что узнала. Проклятый эффект дежавю. Однажды такое уже было… точнее, могло быть и не произошло. Когда мой мозг взорвался от взгляда на оборотную сторону медали. Сейчас происходило то же самое. Только если я и понимала, то простить уже не могла. Ни Софию Волкову, ни грязную игру с моей свободой и материнскими чувствами. Нет. Я не могла простить ему, что он не доверился мне. Я хотела увидеть его и трясти за шиворот, кричать в лицо, по которому до безумия соскучилась: «Почему ты не доверился мне? Почему не дал мне шанс? Мы могли все обдумать вместе!»… Но с другой стороны – это сейчас я в курсе всего, сейчас мой мозг сканирует информацию, и я нахожу выход из любой ситуации, а тогда…что я могла сделать тогда? Только помешать.