Черные вороны 7. Обрыв
Шрифт:
– Я хочу тебя, Дашааа… слышишь? А я хочу тебя.
Прохрипел куда-то в ее шею, скользя ладонями по попке, прикрытой платьем, и ощущая резинку ее трусиков. Сдавил бедра и быстро развернул к себе спиной, наклоняя над пропастью высотой в двадцать этажей. Но она облокачивается спиной о мою грудь, впиваясь пальцами мне в запястья.
– А я так не хочу, Максим… я не хочу. Разве мое желание ничего не значит?
Еще как значит, девочка. Твое желание значит в тысячу раз больше, чем мое собственное. Если бы я не ощущал, как тебя трясет от возбуждения, я бы перерезал себе глотку. Я обхватил ее груди ладонями, сжал соски, покручивая через материю платья, кусая ее затылок. Вздрогнула и слегка обмякла в моих руках. Да, малышка, да. Я же знаю, чего ты хочешь. Опустил корсаж вниз,
– Чего ты хочешь, малыш… скажи мне, чего хочет моя девочка.
Меня лихорадит от того, какими твердыми стали кончики ее груди, как колют мне ладони. Нагнул ее вперед, притягивая к себе за поясницу, просовывая колено между ее ног. Горячая до умопомрачения.
– Доверяй мне, Максим, – я задрал подол платья вверх и провел по влажным трусикам, нажимая все сильнее, – пожалуйс…оооо….пожалуйста.
– Что – пожалуйста, маленькая? – хрипло ей на ухо и рывком одним пальцем на всю длину так, чтоб стенки ее плоти сдавили мой палец, и я со свистом выдохнул кипящий воздух. Заскрежетал зубами.
– Доверяй… о Божееее…. хоть немного, – выгнулась назад, впилась в поручень, выгибается навстречу моим пальцам. И я опять развернул ее к себе, прижал к одной из колонн, опускаясь на колени, закидывая ее ногу к себе на плечо и чувствуя, что едва коснусь ее складок языком, на хрен кончу сам. Отодвинул полоску белоснежных трусиков в сторону и зарычал, ощущая ее запах, провел языком по нижним губам, заставляя ее выгнуться и впиться руками мне в волосы.
– Немного? – совсем о другом, раздвигая пальцами складки, дразня их кончиком языка и содрогаясь всем телом от ее вкуса. – Или сильнее?
– О даааа, – застонала, упираясь одной ногой мне в плечо, раскрываясь, подставляясь ласкам, а я погрузил язык в сочную мякоть, ударяя им, отыскивая клитор, чтобы обхватить губами, нежно потягивая и облизывая быстрыми движениями вверх и вниз. Как она любила… особенно сбоку, где чувствительней всего. Дааа, малыш, я знаю все секреты твоего тела. Громко стонет, извивается, невольно трется о мой язык, держит сильно за волосы, и я трясусь весь от бешеного желания взять ее сейчас, войти членом в подрагивающую дырочку и… но я вначале хочу судорог. Хочу много сладких судорог ее оргазма. Хочу ощутить, как будет дергаться ее сладкий бугорок, заласканный моим языком и губами.
И вот они, эти хаотичные движения, эта дрожь по всему ее телу и ускоряющиеся стоны, более короткие и прерывистые. С ума сводящая власть над ней. Полнейшая в этот самый момент, когда ее наслаждение зависит только от меня.
Закричала, и я содрогнулся всем телом от этого крика и от того, как забилась в моих руках, как сладко ощущать спазмы губами, вылизывая всю промежность, пожирая ее соки, продлевая наслаждение короткими ударами языка по твердому узелку.
Поднялся с колен и снова ее к парапету, наклоняя вперед, одной рукой расстегивая ширинку, а другой удерживая под ребрами, жадно впиваясь в ее рот, отдавая ей ее вкус и пожирая ее стоны. Озверел от дикого желания, от невыносимой животной страсти.
– Нет… Максим, нет.
Удерживает, пытается увернуться, вертит ягодицами, а меня уже трясет от дикого желания войти. Скулы сводит. Я рычу, скалюсь, стараясь услышать это проклятое нет и не водраться прямо сейчас.
– Доверяй мне, прошууу, Максим… доверяй. Хочу свободы… немного, пожалуйста.
А я уже все. Я сам не свой от близости ее мокрой дырочки к моему вздыбленному каменному члену, которым я трусь о ее ягодицы и сейчас спущу прямо на них.
– Нет. Никакой свободы, малыш, – не выдержал и погрузил в нее пальцы, самые кончики, растягивая для себя, поддразнивая у самого входа. Мокрая. Бл*дь, какая же она мокрая. Там ведь все еще подрагивает, и я хочу туда на всю длину. О дьявол, я сейчас с ума сойду. Пытается удержать меня от вторжения, закинула руку, цепляется за мою шею.
– Пожалуйста, Максим… это ведь так ничтожно мало. Просто доверие.
И прогнулась, а мой член уперся прямо туда, где пальцы растирают вход в этот адский рай ее тела. Она схватила его ладонью, удерживая, и я засипел ей в затылок, вцепился зубами в плечо. Я сейчас кончу ей в руку, маленькая ведьма сорвала мне все тормоза.
– Твою мать… хорошо… иногда… может быть… Малыш, я сейчас это сделаю насильно. О дааа, бл*****дь, да! Дашааааа!
Одним толчком до самого паха, глубоко настолько, что она подалась вперед, но я удержал и толкнулся еще раз, закатывая глаза и заходясь хриплым стоном. И меня сорвало, я долбился в нее на дикой скорости, удерживая за шею, а второй рукой под грудью, склонив над самой бездной и чувствуя, что не продержусь и несколько минут. Меня раздирает от похоти и адского желания. Впервые не дождусь ее оргазма… не могу. Хочу взорваться в ней. Потянул к себе и накрыл ее рот губами, разворачивая лицо, удерживая за скулы пятерней и ощущая, как накрывает, как оргазм стягивает кожу, чтобы потом ударом огненной плети сорвать меня в ослепительный взрыв такой силы, что я заорал ей в рот, изливаясь в ее тело, закрыв глаза и кусая ее губы, чувствуя, как она целует меня, как восторженно целует мой широко раскрытый в вопле оргазма рот.
Немного отошел, открыл глаза и посмотрел пьяным взглядом в ее глаза.
– Бесчестный прием, маленькая. Наглый и очень подлый.
– У меня хороший учитель.
Улыбается, и я нежно целую ее губы, все еще подрагивая в ней. Эта девчонка вьет из меня веревки.
– Я еще не всему тебя научил…
– Научишь?
– Обязательно.
Глава 3. Дарина
Каким неуклюжим становится человек, когда он любит по-настоящему! Как быстро слетает с него самоуверенность! И каким одиноким он себе кажется; весь его хваленый опыт вдруг рассеивается, как дым, и он чувствует себя таким неуверенным.
(с) Ремарк
И все изменилось. Все стало не таким, как раньше. Я словно родилась заново и открыла глаза. Я никогда не ведала, что такое счастье, и представление не имела, что значит в полной мере чувствовать себя ослепленной этим самым счастьем. Максим позволил мне расправить крылья и взметнуться ввысь в небесную синеву его глаз и нашего общего безумия. И я потерялась. Я растворилась в этом небе и перестала думать о том, что падать будет не просто больно, а смертельно.
Я растворялась в нем, впадая в зависимость от синих глаз, от дерзких прикосновений, наглых слов-касаний, безумно властных поцелуев. И я, о даааа, поверила, что так и было всегда. Не могло не быть. Я не могла его не любить. Чувства к нему подобны урагану, цунами, неуправляемому стихийному бедствию, как и он сам. И я переставала быть собой и отдельной от него личностью. Я становилась неотъемлемой частью него. Максим порабощал и подавлял своей властностью, он рушил стены между нами, стирал все грани дозволенного. И я физически и морально чувствовала, как много он отбирает у меня. Эгоистично, жадно, безжалостно, и… и отдает в десятки раз больше, настолько много, что меня шатало от свалившегося на меня сумасшествия. Разве я имела до этого хотя бы малейшее представление о любви? Никакого. Я даже понятия не имела, какая она на самом деле. Зато теперь этот ненормальный псих, мой муж, показал мне в полной мере, что это значит – быть по-настоящему любимой. Он был самим Богом или Дьяволом. Ему подвластно буквально все, и я с ним превращалась в ненасытное и дикое животное, жадное до секса. У меня все ломило и болело, когда в то утро он прижал меня к себе, растерзав мою плоть.
И я никогда не думала, что мужчина может быть столь трогательно нежен с женщиной и при этом давать ей ощутить эту нежность, невыносимо болезненную и утонченную, как тонкие края папиросной бумаги, которые режут пальцы и оставляют невидимые, но очень ощутимые порезы. Так и он оставил их на моем теле и в моей душе. Ни с кем другим и никогда так не будет. Никто не сможет любить меня, как этот Зверь.
Я уснула на нем, убаюканная биением его сердца и прикосновениями к своей спине, волосам. Он что-то шептал, очень тихо, а меня обволакивало сном. Я засыпала под этот шепот. Даже не разбирая слов, я понимала, что меня продолжают ласкать.