Черными нитями
Шрифт:
«Дура! Сумасшедшая!», — подумал Рейн и сам себе не поверил. Нет, Аяна была нормальной, она не врала. Врали другие.
Или Аста убьют сейчас, или стоит начать говорить. Если план осуществить, то только ценой жизни того, кто всегда был рядом — не просто тенью, а совестью, сердцем и силой.
— О да, ты следующий! Вот на что ты согласился. Хотел занять место Риса — так занимай, ну же! Его ты освободил, а себя запер в клетку.
Нет, не могло всё закончиться так. Наверное, король что-то придумал, нашёл способ вернуть свою силу и поэтому выступил против Совета.
— Почему Рис заговорил
Улыбка Аяны померкла. Она вздохнула и ответила:
— О нас знали и слуги, и Совет. Эта была вольность, которую ему позволяли все эти годы. Рис боялся, что со мной или нашим сыном сделают то же, что и с ним, или просто убьют рано или поздно. У нас не получилось сбежать, и тогда он решил, что поднимет народ на восстание против Совета, — Аяна развела руками и вздохнула. — Не вышло. Рис даже не смог договорить.
Рейн снова вздрогнул. А чем он лучше Риса, почему его-то замысел должен удастся? Оба верили, что смогут переиграть Совет, оба сделали шаг против него, чтобы защитить близких. И вот один занял место другого, да не знал, что опять начал заведомо проигранную игру.
— Нет! — решительно воскликнул Аст. — Это значит только, что мы должны бороться ещё сильнее! Просто другим путём.
Он встал рядом с Рейном, будто их могли разлучить уже вот-вот. Рейн посмотрел на своего демона — совсем как на себя в зеркале. Нет. Он не отдаст его. Надо уходить, бежать, найти другой способ.
— Ну так что, рад, что убил Риса? Такое ты место мечтал занять?
Рейн отвёл взгляд. Он хотел что-нибудь сказать ей, извиниться, объясниться, но не мог подобрать слов. Послышалось тихое:
— Много таких в Кирии?
Аяна пожала плечами.
— Я не знаю. В Лице — человек сто.
— Почему… Почему ты молчишь об этом?
Аяна опустилась на кровать и с горечью воскликнула:
— А чего ты от меня ждёшь? Мне собрать народ на площади и рассказать всем? Или написать статью в газету? Чтобы тоже лишиться демона? Нет, ни за что. Он мой, мой, родной, — девушка обхватила себя руками. — Некоторые тоже знают и также молчат.
В висках закололо. Вот же, ну вот подтверждение всему. Немногие боялись демонов — большинство верили, что это их собственный голос, который защищал и оберегал. Совет действительно собрал людей в единое стадо и вёл его в нужную сторону, не давая ни одному волку подобраться к нему. Да что там, он научился сдирать с волков шкуру и превращать их в таких же мирных овец. Кирийцы отчаянно нуждались в правде и свободе, но всё это стоило собственного демона.
— Во дворце все слуги знали, что произошло с Рисом, а у некоторых тоже отняли демона, — Аяна помедлила и нехотя добавила: — Будь осторожен. Там никому нельзя верить.
Все слуги знали.
Рейн снова переглянулся с Астом. Дворец был клеткой, и каждый приложил руку к тому, чтобы закрыть замок на ней посильнее.
Все знали. И этот жук Алкерн, и Насья со своими пирогами и вафлями.
— А ты, как ты узнала всё это?
Аяна горестно рассмеялась.
— Я — одна из тех, кто приложил к этому руку. Мне было всего семнадцать, когда меня взяли работать в больницу. Думала, как же мне повезло! Риса каждый месяц приводили в больницу, и я брала у него кровь, чтобы доктора изучили её, слушала дыхание и ритм сердца. Я не знала, что Совет проверял, как его тело отреагировало на эксперимент. Это он мне сказал.
Аяна опустила взгляд и сжалась в комок.
— Всё-таки Рис не сдался. Просто его война стала меньше. И я тоже не должна сдаваться.
Она снова подняла глаза, и в них уже заблестели слёзы, громко сказала:
— Прошу, уходи, я не хочу говорить обо всём этом и видеть тебя!
— Я подхвачу эту войну, обещаю.
Рейн уже сделал шаг к двери, как она с ударом распахнулась, и на пороге появились Алкерн, Б-Рас, тот молодой тихий доктор и несколько мужчин в форме охраны.
Рейн торопливо воскликнул:
— Вы нашли меня! Я шёл назад и заблудился. Что это за часть больницы?
Алкерн уставился на Аяну и медленно ответил:
— Кир Л-Арджан, нам пора уходить, мы уже задерживаемся.
Рейн кивнул и вышел. Алкерн акульим взглядом вцепился в него, но промолчал. Рейн был уверен, что говорить о случившемся с ним не станут, но Совет непременно узнает. Ему уже не быть одному, не быть свободным — а может, и не быть со своим демоном. Он переглянулся с Астом. Надо выбираться, но как ускользнуть из-под сотни глаз и сотни замков?
Глава 32. Шанс, который зависел от безумцев
Рейн медленно надел сорочку из тонкого белоснежного полотна. Аккуратно заправил её в прямые, со стрелками, брюки. Застегнул чёрный жилет. Накинул наверх сюртук, провёл пальцами по изящной золотой вышивке, украшающей ворот и рукава.
— Кир, прошу, разрешите помочь? — робко спросил портной Салас, продолжая держаться вдалеке.
— Я сам, — отрезал Рейн.
С каждым днём мелочи королевской жизни раздражали всё больше. Как учителя торжественно, чинно рассказывали об этикете и манерах. Как склонялись слуги над столом при перемене блюд. Как утром из его пробуждения и одевания устраивали целое шоу с поклонами и лебезящими улыбками. Как снимали мерки для очередного костюма, «подобающего» королю. И как упрямо, настойчиво, верно делали всё, чтобы он больше не оставался один и не говорил ни с кем.
Рейн взглянул на свои ботинки. Чёрные, блестящие, идеально подходящие под ногу, без единой дыры в подошве. Ещё недавно он мечтал о таких, а сейчас даже их хотелось скорее сдёрнуть с ноги и выкинуть.
Затем уставился на своё отражение. Снова в чёрном, не считая рубашки и золотой вышивки. Рейн повернулся к зеркалу левой стороной и провёл пальцем по щеке. Он был так гладко выбрит, как никогда, пожалуй. Ни один даже самый крошечный волосок не скрывал этого клейма, клейма, которое приковывало взгляды всех во дворце сильнее самого яркого маяка.
Хотелось плюнуть и грязно выругаться.
— Это единственный шанс, — Аст предостерегающе покачал головой. Рейн быстро кивнул ему и скосил глаза на портного.
Сегодня был последний вечер перед тем, как он снова окажется в подвалах Чёрного дома, попадёт под бесконечный свист кнута и громкие проповеди. Вся Кирия ждала, что завтра для него начнутся «тридцать дней смирения», в течение которых он будет неустанно молиться Яру, отказавшись от мирских благ и общества — этакий обряд очищения.