Черными нитями
Шрифт:
Аст оскалился. Рейн хмуро посмотрел на женщину.
— У Омбрика особые права. Не забывай об этом, Инеса.
— Особые права? — повторил Рейн. — О каких…
— Молодой человек! — воскликнула женщина. — Я видимо запамятовала, когда это я к вам обращалась? Вы вообще кто?
Она увидела метку и резко взмахнула руками, прогоняя от себя.
— А ну кыш, ноториэс! Тебе не место среди приличных людей!
— Он всё видел! — воскликнула девушка и сделала шаг вперёд, но женщина преградила ей дорогу. — Он хочет помочь, —
— Кыш, кому сказала!
Она обращалась к нему как к грязной собаке, случайно забежавшей в дом. Глаза Аста налились кровью. Рейн склонился над женщиной и процедил сквозь зубы:
— Если у кого-то из ваших учеников есть особые права, не удивляйтесь, что те, у кого их нет, приходят сюда. И когда-нибудь навестят вас лично.
— Прочь, ноториэс, прочь! — она указала рукой на ворота. Рейн увидел, что боковая дверца у них была открыта — он зря перелезал.
Практик криво ухмыльнулся женщине, затем подошёл к ограде, подпрыгнул и замер сверху. Рейн поймал отчаявшийся взгляд мальчишки и понял по нему: они встретятся. Может через год или два, но он войдёт в подвалы Чёрного дома, в камеру, где когда-то сидел другой мальчишка, точно так же замученный учениками, точно так же не понятый учителями.
Рейн легко спрыгнул и ещё медленнее поплёлся по улице.
— Ноториэс! — вслед донёсся презрительный крик седовласой женщины.
— Да, и что? — тихо спросил Рейн, достал маску, переложил её из одной руки в другую и снова убрал. Да к чёрту их всех. Метку всё равно не стереть, так сколько можно прятать лицо? Кому надо, всегда разглядят правду.
Аст положил руку на плечо Рейна и дотронулся легчайшим прикосновением. Они одновременно выпрямили спины и переглянулись. Рейн пробормотал:
— Не больно-то и хотелось.
Он уставился на серое здание школы, поднял вверх средний палец, простоял так несколько секунд и поспешил домой.
Глава 7. Выступление
Мама и Агни что-то вязали и тихо переговаривались. Голоса больше напоминали шелест листьев, чем речь живых людей.
— Рейн, — позвала мать.
Он заглянул в маленькую тёмную комнату и зябко поёжился. Мама всегда открывала окна нараспашку, чтобы прогнать запах сырости и плесени, но он никак не уходил.
— Закрой окно, — попросил он. — Сегодня холодно, простудитесь.
— А болеть в Лице дорого, — мать слабо улыбнулась. — Рейн, я не могу идти на рынок, нога опять разболелась. Сходишь вместо меня?
— А не надо было открывать окна! — воскликнул он и кивнул. — Схожу. Вызови доктора. Пожалуйста. Я оплачу визит.
Агни по-доброму улыбнулась. Мать протестующе взмахнула рукой.
— Ну что ты говоришь! Ни у тебя, ни у Арджана нет плаща на зиму, и крыс надо потравить… — мама задумалась и перевела взгляд на окно.
Рейн подошёл и с хлопком закрыл его, затем навис над матерью и спросил:
— Если бы у нас были деньги, чего бы ты хотела?
Мать удивлённо подняла брови и улыбнулась:
— Ну зачем ты это спрашиваешь, разве важно, что я хочу? — Рейн настойчиво посмотрел на женщину. — Помнишь, в том доме у нас на кухне висели белые занавески?
Рейн помнил. Он прятался за ними, играя в прятки с воображаемым другом по имени Эл. А однажды, когда Кай поджёг их, взял вину на себя.
— А я хочу пояс, — с настойчивостью сказала Агни. — Из собачьей шерсти. — Мама и Рейн недоумённо уставились на старуху. — Хорошо помогает при больной пояснице!
— Рейн, ну к чему это? — мать устало вздохнула. — Ты же знаешь, что…
Он не стал слушать и вышел из комнаты, качая головой. Белые занавески и пояс из собачьей шерсти. Когда-то мать мечтала о рубинах, привезённых с островов Южного моря. Жене церковника не полагалось думать об украшениях, но однажды она шепнула Агни о своём желании, а Рейн услышал этот разговор. Как же рубины превратились в белые занавески?
Рейн плотно закрыл дверь в свою комнату. Два метра в длину, два в ширину — такая же камера была у него в Чёрном доме.
Он бросил плащ на низенькую кровать, затем бережно достал из карманов мешочки и с любовью посмотрел на них. Рейн опустился на пол — расстояние между полом и кроватью было не больше ладони. Он взял два мешка и запихнул в дальний угол. Тут же показалась недовольная крысиная морда. Зверёк блеснул красными глазками и посмотрел на Рейна.
— Стереги, подруга, — он улыбнулся и поднялся.
Вся его одежда грудой лежала на маленькой тумбе, вплотную стоящей к кровати.
— Тебе надо быть аккуратнее, — заметил Аст.
Рейн с сомнением поглядел на эту кучу. Старый чёрный плащ. Он носил его первые два года в Инквизиции. Агни всё обещала его перешить и подлатать, но никак не могла взяться за дело. Чёрные штаны. Выглядели лучше тех, которые на нём, но больше подходили для зимней погоды. Рейн вытянул из кучи чёрную рубашку, чёрный жилет, а затем положил обратно. В них он был на вечере у Я-Эльмона и в них же пойдёт в театр. Достал чёрную куртку и накинул на плечи.
— Одежда другого цвета у тебя есть? — усмехнулся Аст.
— Закончилась ещё в семнадцать, — Рейн усмехнулся так же, как демон. — Я куплю рубашку, — решил он. — Белую. И бордовую, — в голосе послышалось озорство.
Он не покупал одежду других цветов уже четыре года. Зачем, если весь мир крутился вокруг работы? Ношение цвета своего отделения оставалось обязательным для старших инквизиторов, но мир потихоньку выходил за стены инквизиторского дома, а значит, пора было примерить что-то новое.
Рейн спрятал под курткой короткий нож — так он чувствовал себя спокойнее, подхватил оставшийся мешок и сунул в карман. Он вышел из дома, держа руку на нём — кирины приятно согревали.