Черными нитями
Шрифт:
— История ноториэса уступает им, — Аст попытался говорить со смехом, но голос прозвучал сдавленно.
— Ради нас собрались многие. Там были владельцы борделей, торговцы, послы. Кто-то даже сказал, что пришёл принц одного из островов. Большинство хотели просто поглазеть, по-настоящему нас пытались получить только бордели. Ещё бы, зачем уступать одному, если потом можно предложить сразу всем?
Рейну захотелось закрыть уши руками.
— Мы с Ланой оказались в разных домах удовольствий. Меня начали учить, чтобы затем продать невинность на таком же аукционе.
Рейн густо покраснел. Однажды он заходил в такой дом, но даже не задумался, как девчонки оказались на своём месте. Их хитрые улыбки, бесстыжие взгляды, спрятанные за напускной добротой, вызывали не жалость, а только чувство прикосновения к чему-то мерзкому.
— Меня готовили почти два года. В четырнадцатый день рождения прошёл аукцион. Покупателем стал чернокожий купец, приплывший с Нангри. Ненавижу Нангри. Выжечь бы весь континент до тла.
Ката покачала головой, но Рейн не увидел у неё настоящей ненависти.
— Я помнила каждый урок, которому меня научили в доме. Когда я опустилась на колени перед купцом, я знала, что смогу сделать всё лучше, чем любая девушка в Орно. Только у меня ещё был урок от мамы. Я схватила нож для фруктов, порезала хрен этого ублюдка и попыталась сбежать, — на лице Каты появилось мрачное удовольствие. — Но как напуганной четырнадцатилетней девчонке ускользнуть от толпы стражников? Меня поймали и вернули, как бракованный товар. В борделе сначала высекли до беспамятства, затем устроили «распродажу» — так это там назвали. Продали сразу троим по цене одного.
«Замолчи», — хотелось выкрикнуть Рейну, но он понял, что Ката говорила уже не для него, а для себя. Она соврала Адайн, когда сказала, что перестала бояться рассказывать эту историю. Боялась, ещё как, но сейчас с каждым словом Ката становилась свободнее от неё. Слова звучали всё более жёстко, хлёстко, однако девушка прижалась спиной к дереву и расслабленно вытянула ноги.
— За мой проступок пришлось заплатить кучу денег, поэтому от меня не избавились — я должна была работать ещё больше, чтобы покрыть расходы, — Ката закусила губу, помолчала и продолжила: — В доме каждый занимал своё место. Когда приходил гость, кто-то мечтательно смотрел в окно, кто-то томно лежал на диване, а кто-то скромно прятался в углу и вышивал. Мне сказали, что я должна быть весёлой и бегать, как ветерок. Игриво выглядывать со второго этажа, пробегать мимо с лукавой улыбкой. Но я знала: чтобы меня даже не заметили, мне надо быть ещё быстрее ветра. Всё равно не вышло, — Ката махнула рукой.
Адайн задумчиво уставилась на деревья. Интересно, о чём она думала? О том, как тяжело пришлось подруге? Как было тяжело ей самой? Или воображала мир, в котором такие истории не могли случиться?
— Однажды нам с Ланой удалось встретиться. Мы договорились сбежать, но я не смогла прийти в нужное время. С тех пор мы не виделись. Надеюсь, ей это удалось, — Ката вздохнула и потупила взгляд. — Так я и проработала до восемнадцати, пока меня и ещё пятерых девочек не отправили на приём к послам Мраморного острова. Вир был среди них. Он тогда путешествовал, хотел больше узнать о демонах. Соотечественники считали его учёным из Лица и пригласили к себе. Ему-то я и досталась. Когда мы остались вдвоём, он посмотрел на меня и предложил отдохнуть, а сам сел в кресло и стал читать.
Ката с нежностью улыбнулась. Её маска холодного ветра спадала всё больше, и за ней стала проглядываться потерянная и сломанная девчонка, которая могла собраться только ради того, кто первым увидел в ней человека, а не тело.
Рейн остро почувствовал жалость к Кате, а следом — желание как-то помочь ей, что-то предложить. Но сделать это, кажется, можно было только одним способом.
— На утро нас вернули, и всё стало прежним. В борделях все девушки мечтают, что какой-нибудь богач или принц в них влюбится, выкупит контракт и увезёт далеко-далеко, прочь от всего этого. Ко мне вместо принца пришёл чудак-профессор, без денег, но с бомбой.
Ката рассмеялась тихим мелодичным смехом.
— Он взорвал стену, забрал меня, и вместе с нами сбежали ещё несколько девочек. Наши пути быстро разошлись — они отправились домой. А я увидела, что моему «принцу», — в голосе послышался смешок, — самому нужна помощь, и пошла за ним. Вот и вся история, Рейн. Я уже четыре года живу в Лице и знаю, что если кому и можно верить, так это Виру. И если он говорит, что Совет надо свергнуть, а людям рассказать правду — значит, так и есть. У меня нет демона, но я уверена в его словах.
Рейн отвёл взгляд, чтобы скрыть сомнение. Может, Вир и увлекался спасением людей, но это не делало его слова правильными. Такие герои или не отличались умом, или прятали столь тёмные тайны, что могли напугать даже злодеев.
— Ну а ты что расскажешь нам, ноториэс? — требовательно спросила Адайн.
— Повтори последнее слово.
— Ноториэс! — с вызовом повторила Адайн.
— Вот и весь мой рассказ.
Адайн неожиданно рассмеялась и быстро поднялась с земли.
— Я принимаю твой ответ. Идём, осталось совсем немного.
Девушки вместе пошли вперёд. Рейн взглянул на их фигурки: обе худенькие, с прямыми спинами, высоко поднятыми головами. Неужели это Вир дал им силу держаться так, несмотря на всё прошлое? Рейн почувствовал себя должным сказать что-то ещё:
— Я виноват, знаю, но… Меня не называют «сын» или «друг». Я для всех «Ты же ноториэс», и мне просто хочется покоя от этого слова, — признался он. — Чтобы не было взглядов и перешептываний за спиной. Я согласен, что они не закончатся, пока у власти стоит Совет.
Адайн повернулась лицом к Рейну и пошла спиной вперёд.
— И это всё? Ты не хочешь, чтобы другие не повторяли твою судьбу? Не хочешь поквитаться с Церковью и Инквизицией за всё, чего они тебя лишили?
— Меня волнуют только моя судьба и моя семья. Поквитаться… Я хотел бы этого, если бы тогда убил не я. Если и сводить счёты, то только за лживые обещания и отсутствие шанса.
— Кай тоже твоя семья?
Рейн быстро кивнул.
— Конечно.
— Даже несмотря на то, что он так не считает?