Черныш
Шрифт:
IV.
Из ворот полуразрушенного дома на набережную Екатерининского канала вышел огромный рыжий пес. Пес жмурился. Он явно любил в эту минуту все, что видели его желтые глаза. От восторга перед миром пса
даже слеза прошибла. Он очень ласково глянул на проходившего мимо Черныша и сразу же, отвернув морду, зевнул в июньское светлое небо.
Когда ноги Черныша оказались на одной линии с мордой пса, пес, бросив притворяться, взрычал и кинулся к его сапогам, так стремительно, словно им выстрелили. Черныш хлестнул пса стэком по быстрой оскаленной морде и отскочил.
Пес снова бросился на него.
– А, дьявол!
–
Пес промахнул мимо, взрычал и опять скакнул на зеленую шинель.
– У, дьявол!
– пробасил Черныш.
Он, не думая, почему и зачем он это делает, хлестал пса справа и слева, спереди и сзади, и приговаривал в совершенном восторге - то низким басом, то тончайшим тенором:
– А, дьявол! У, дьявол! Э-эй, дьявол!
Пес, обезумев, кидался из стороны в сторону. Он уже не нападал, а только увертывался от ударов. Глаза его налились кровью; язык вывалился; рычанье то-и-дело переходило в визг, - но бежать с поля сражения псу было обидно.
Черныш прихлестывал пса, приговаривая уже ласково:
– И не с такими дрались. Пострашней тебя видали.
При этом он левой рукой расстегивал ремень. Расстегнул, зажал в кулак оба конца ремня, кинул петлю на шею псу и скрутил, ударяя пса ручкой стэка по носу.
Пес хрипел в отчаянии. Теперь уже ясно было, что он просто очень голоден и у него нет сил сопротивляться.
Черныш потащил пса по набережной, завернул в ближайший переулок, прошел три дома и втянул пса во двор четвертого дома, где в третьем этаже помещалась квартира Уточкина.
У подъезда, прислонившись к серого камня стене, стоял Чаплин.
– Наконец-то!
– воскликнул он.
– А я тебя уж с полчаса жду. Уточкина дома нет, дверь заперта.
Черныш отвечал:
– Я, представь ты себе, пса словил. Дикие псы по городу бродят. Это явление недопустимое.
– У меня дело к тебе, - сказал Чаплин.
Черныш продолжал, разгорячаясь:
– Недопустимое явление. Иду я, представляешь себе картину, по набережной и вдруг пес - гау!
– и на меня. Я его хлыстом! А он, ни слова не говоря, скок и зубами в шинель. Я его опять хлыстом. А он - как снова скок! Я его - как опять по морде! Он - скок, я - по морде, - представляешь ты себе живо эту картину! Скок - по морде, раз-два, еще и еще - недопустимое явление!
Герой рассказа - пес, - лежал, высунув язык, у ног нового хозяина. Пес часто и тяжело дышал, отчего его облезлые и тощие бока подымались и падали. Пес ловил взгляд Черныша: он хотел жрать, - но Черныш глядел на Чаплина.
– Да, - сказал Чаплин, - пес - это штука. А я к тебе вот по какому делу. Беда случилась. Я тебя выручил, теперь ты меня выручай.
– Какая ж это беда?
– спросил Черныш, несколько успокоившись.
– То-то и беда, - отвечал Чаплин.
– То-есть не то, что беда, но штука непредвиденная. Дочь ко мне приехала. У меня дочь есть. Я понимаю: о ней заботиться надо. А я, ты знаешь, в тихих чувствах не заинтересован. Я даже это плохо знаю, что дочери нужно, чтоб не скучала. Тут же тетка корит. Вот я и придумал: мне - я про Лизу говорю - она ничего не прибавляет. А, например, тебе она очень может понадобиться. Такая она красивая, что не будь она мне дочкой, я бы обеих своих бабочек прогнал, а ее одну себе оставил. Ну, бабочек все равно временно прогнать пришлось - Лиза мешает. Вот я и предлагаю: женись, друг, поскорей на Лизе.
– Это
– Во-первых, лет мне немного, тридцать один. А во-вторых... Во-вторых, - о-го-го!
– во-вторых прямо чорт знает это самое во-вторых, представь ты только себе живо эту картину!
И он радостно загоготал, ударяя себя ладонями по ляшкам и сгибаясь. При этом он выпустил из пальцев левой руки ремень, за который держал пса, но пес не тронулся с места. Псу итти было некуда, и запах Черныша стал ему уже родным запахом. Пес злобно косил глаз на Чаплина. Он понимал, что Чаплин враг: Чаплин задерживает хозяина, и тот забыл наверное, что новый его слуга очень голоден. Пес поднялся и зарычал глухо, скаля зубы на врага. В то же время он умильно вилял хвостом хозяину.
– Но-но, - сказал Черныш и поднял ремень.
– Ты уж за меня стоишь? Все равно в живодерню!
И он спросил Чаплина:
– Как ты представляешь себе картину знакомства?
– В воскресенье к вечеру приходи ко мне, - отвечал Чаплин.
– Справим быстро дело и увози Лизу к себе. Ты ее за ужином разговором займи. На геройство, главное, напирай, мужественность показывай. Они на это льнут. Уж я бабу во как знаю. В воскресенье, к вечеру, к восьми - не забудь.
– Погоди, земляк, - удивился вдруг Черныш, - раз это твоя дочь, значит, она приходится дочерью и жене твоей фельдшерице? А мать, жена твоя, - тоже приехала?
– Жена померла, - объяснил Чаплин.
– Жалко, - сказал Черныш.
– Отличный была человек. Вдохновительница моей поэзии и не представляю картины ее смерти. Вечная память! А дочка сильно похожа на мать?
– Сильно похожа.
– Сильно похожа!
– обрадовался Черныш.
– Тогда ничего. Тогда я уж, представь, - словно и женился на ней. Жена твоя - вечная ей память, все-таки уж старовата была.
И он обратился к псу.
– Ну, твое счастье, собака! Такие события, что уж ладно, не поведу на живодерню. Будешь жить со мной, да с Лизой!
И вот пес дождался, наконец, сладкой минуты: хозяин повел его к себе в третий этаж и там, в маленькой, теплой комнатушке, кинул ему целую кучу вкуснейших ароматнейших костей. Пес, визжа от восторга, грыз кости, высасывал мозг, облизывался, чавкал и клялся в душе служить верой и правдой новому хозяину.
V.
Квартира, где жил Йорка Кащеев, называлась раньше просто "меблированные комнаты". Десять дверей десяти комнат выходили в длинный коридор. В этих десяти комнатах жили люди разнообразнейших профессий: фабричная работница; портной с супругой, художник с многочисленными возлюбленными, которые сменялись в его комнате каждую неделю; младший дворник с матерью; безработный бухгалтер, человек таинственный, живущий неизвестно на какие средства; актер самодеятельного театра; сапожник; почтовый чиновник, грузный полный мужчина, получавший за свои труды очень небольшое жалование, с женой и двумя детьми...
Лиза столкнулась в коридоре именно с этим почтовым чиновником. Она спросила:
– Скажите, пожалуйста, - тут живет товарищ Кащеев, летчик?
– Кащеев есть, а летчиков нет, - сердито отвечал тяжелый мужчина. Ходят тут, на воздушный флот последние деньги тянут. Нет летчиков и не надо!
И он прошел мимо, нисколько не скрывая того, что торопится в уборную. Дворникова мать, приоткрыв дверь, выглянула в коридор.
– Вам кого надо, барышня? Кащеева?
– Кащеева, - испуганно отвечала Лиза.