Черныш
Шрифт:
В эту ночь дворничиха, постояв у двери Йорки Кащеева и послушав, пошла к себе, покачивая головой и бормоча:
– Нет, - видно не сестра. Так с сестрой люди не поступают.
VII.
Узкая улица, пересекающая проспект, была темна. Только в шестом от проспекта доме весь первый этаж был ярко освещен: тут помещался ресторан. Перед рестораном терпеливо ждали извозчики, у подъезда толклись папиросники. А внутри, там, где светло и дымно, оркестр заглушал пьяный гул. Там шумели люди, которых ничто - даже угроза расстрела - не смогла бы заставить отказаться
Черныш первый раз был в таком большом ресторане. Он, попивая пиво, оглядывал залу и людей с восторгом и недоумением. Он уже допил бутылку, когда за одним из столиков зашумел человек в военной фуражке без звезды и в штатском костюме. Человек кричал:
– Деньги требовать? Да я, может-быть, кровью за это пиво заплатил!
Официант, взяв его за плечи, тихо толкал к выходу. Шумный человек, размахивая руками, не в силах был даже обернуться к официанту.
Бессмысленно выпучив черные сердитые глаза, он выпускал матерную брань в количестве изумительном даже для метрдотеля, который очень любил ругаться и матерился вкусно и со смаком.
Выпитое пиво и дружеские толчки официанта бросали человека из стороны в сторону, и кинули, наконец, к столику, за которым пил инвалид. У инвалида не хватало левой ноги, и недостающую ногу заменял ему костыль, прислоненный рядом к стене. Пьяница схватил костыль и взмахнул им. Официант отпрыгнул, сидевшие за ближайшими столиками вскочили, убегая от ударов.
Инвалид крикнул:
– Костыль сломаешь, сволочь!
Никто не обратил внимания на крик инвалида. Было ясно, что костыль погибнет в драке. А инвалид привык к этому костылю, как к ноге. И как он теперь - и без ноги, и без костыля - вернется к себе в конуру?
– Отберите костыль!
– крикнул он снова, - это мой костыль.
Человек в богатырке и кавалерийской шинели подошел с другого конца ресторана и, вступая в опасный круг, где каждому грозил удар костылем, не замедлил, а, напротив, ускорил шаг. Он схватил скандалиста за кисти рук, - и костыль упал на пол. Кавалерист ткнул человека в грудь кулаком, пихнул в объятия официанту и подошел к инвалиду.
– Это ваш костыль? Получайте.
Инвалид схватил костыль обеими руками.
– Спасибо!... Век не забуду...
Словно ему вернули отрезанную ногу.
Кавалерист сказал:
– Мне фамилия - Черныш. Вот как. Будем знакомы.
Инвалид отвечал:
– Известная фамилия, слышали.
– Где слышали?
– спросил Черныш.
– Да уж слышали, - сказал инвалид уклончиво.
Он никогда не слышал такой фамилии, но просто хотел польстить спасителю.
Черныш внимательно глядел на него:
– Ладно. Тогда давай вместе пить будем. Погоди только - с того столика снимусь.
Вернувшись, он снова стал глядеть на инвалида.
– Вспомнил, - заявил он.
– Это я тебя на полигоне недострелил. Это ты у меня вьюном вертелся! Представляю теперь.
– Извиняюсь, - отвечал инвалид.
– Я в красной армии служил и вот честное слово кладу, что ни разу меня еще не расстреляли.
–
– Ты - генерал.
– Что вы, товарищ!
– испугался инвалид.
– Да разве генералы без ног бывают? Нет, уж никак я не генерал - что вы, товарищ!
– Таишь, - сказал Черныш, - скрываешься. А я без утайки живу, все у меня известно. Моя жизнь как стеклышко. Моя жизнь, - вот она...
И он разжал кулак, показывая очень широкую ладонь. Продолжал неожиданно - тихим голосом:
– А ты мне скажи, отчего бы человеку вертеться, если его пуля на смерть убила?
– Никак не понимаю, - тоже тихим голосом ответил инвалид и даже вспотел от страха.
– А вот представляешь себе, стреляю я - в тебя, например. Ну, выстрелил - а ты не сразу упал, а завертелся. Это зачем же ты вертишься, я тебя спрашиваю? Падай сразу, а не вертись!
Инвалид зашептал торопливо и убедительно, прижимая левую руку к груди:
– А если мне пуля спину пронизала? Если спинной хребет мне пуля пронизала, то как же это мне не вертеться? Я фельдшер был, я знаю! Я позвоночный столб хорошо знаю и экзамен сдавал! Нельзя мне не вертеться, если пуля мне в позвоночный столб попала!
– Представляю, - сказал Черныш.
– Понял, ваше высокопревосходительство! Так зачем же я к батьке-то свертывал, а? Это выходит - напрасно я к батьке свернул? Эх, и скучно же мне!
И он оглядел залу. Мимо прошел пьяный человек в мягкой шляпе и демисезонном пальто. Он правой рукой обнимал высокую и плоскую проститутку в белой блузке и полосатом кепи, а левой прижимал к плечу бюст Ленина, только что выигранный им в лотерею. Этот человек был должно быть доволен выигрышем, но все же наверное предпочел бы выиграть бутылку хорошего вина. На лотерейном столике меж бутылок вина, коробок с конфетами и прочей дряни иронически усмехался второй бюст Ленина.
– Эх, и погано же мне!
– говорил Черныш.
– Борьба мне нужна. Без борьбы воспоминания рушат, гной без борьбы сочится. А сейчас и не представишь сразу, с чем бороться, куда силу девать! Один живете?
– В общежитии, - отвечал инвалид.
– Скучаете?
– Скучаю, - согласился инвалид.
– Представляю себе. А на что живете?
– В папиросной артели состою.
– А чем до 17-го года занимались?
– Прапорщиком был. Потом погоны снял, фельдшером работал.
– Так, - сказал Черныш.
– Это скучно. Ну, давай до утра пить. Денег у меня хватит: все, что было, захватил.
Но оркестранты, собрав в чехлы свои инструменты, уходили уже, и огни в зале тухли.
Инвалид сказал:
– Идемте со мной. Я вам местечко, чтоб до утра, - покажу.
VIII.
И он повел Черныша во Владимирский клуб. Швейцар принял кавалерийскую шинель с тем же бесстрастным лицом, с каким он принимал все - самые дорогие и самые драные - пальто, загружавшие вешалку. Инвалид и Черныш взошли по широкой лестнице, уплатили за вход и направились в залы, где властвовали голоса крупье.