Черный амулет (Кондратьев - 2)
Шрифт:
Сейчас опять звучали священные барабаны. Но не снаружи. Внутри. Все громче и громче. Их мелкая, едва слышная дробь стремительно превращалась в адский грохот. Конические палочки, которыми пользовались барабанщики его племени, словно молотили по извилинам мозга.
Кофи остановился. Закрыл глаза. Застонал. Он не желал идти вперед. Он не мог идти назад. "Мы тво-ри-ли там все, что хо-те-ли!– бушевали барабаны судьбы.– Нам все про-ща-ли!"
Он вновь покрылся липким потом.
Откуда
"Да-го-мея! Да-го-мея!– голову раздирал грохот.– Да-го-мея!"
Черные руки вождя обхватили черную голову. Чтобы она не раскололась. Зрительный нерв словно зажали в тиски. Едва появившийся образ Кати стал меняться. Миг - и ее тело покрылось сетью морщин.
Еще миг - и у стройной девушки расширились плечи, сузились бедра и вырос горб.
Еще мгновение - и поплыли черты лица. На конечностях утолстились суставы. Выпали зубы.
Почернела кожа.
В глаза Кофи смотрел старый Каплу.
"Ты знаешь, кто убил твою мать?" - прошамкал колдун.
"Нет!– хотел закричать Кофи.– Не знаю!!!"
Но не закричал. А увидел мысленным взором Василия Константиновича Кондратьева, который расхаживает по собственной гостиной и восклицает: "Да я в тридцать лет!.. Это же была ответственность! Это же была политика! Да моя рота!.. Сомали, Эфиопия, Дагомея! Что мы вытворяли! Нам же все прощали!"
В воображении молодого вождя нынешний седой Кондратьев размахивал боевым клинком с гравировкой: "A la guerre comme a la guerre". Под неумолчный рокот барабанов судьбы Кофи повторил:
– На войне как на войне.
Он решительно двинулся вперед по желтому проходу между клетками. Женщина у входа не смотрела в его сторону.
Она увлеченно пыталась что-то рассмотреть в сумрачном хлеву цирковой свиньи.
– Здравствуйте, Елена Владимировна, - радушно приветствовал вождь мать Кати и Бориса.– Как хорошо, что вы пришли.
– Здравствуй, Кофи. Ты был прав, - сказала женщина, оборачиваясь. После того что произошло со свекровью и со свекром, одной в четырех стенах действительно невыносимо.
– А эту... кутерьму по-грузински сварили?
– Чихиртму, - смеясь, поправила Елена Владимировна.– Завтра буду варить. Боря с отцом вернутся из Васнецовки, я их как раз экзотикой и побалую.
И ты приходи. Мы тебе всегда рады.
– Спасибо большое.– Кофи засмущался.– Неудобно. У вас же не ресторан.
– Ну-ну, нельзя так говорить.– Пожилая женщина погрозила пальчиком. Я могу обидеться. Приходи обязательно.
Давай сразу договоримся на семь часов.
Дело в том, что перед подачей на стол нужно взбить яичные желтки, смешать с небольшим количеством бульона, влить в суп, размешать и подогреть, не доводя до кипения.
Тут только Кофи осенило: он больше не вольный студент, а рабочий человек.
– А!– вскричал он.– Елена Владимировна! Завтра же воскресенье, я опять буду на работе!
– Как жаль, - сказала женщина.– Ну, а где же обещанный жеребенок?
– Идемте. Сейчас покажу.– Парень сделал несколько шагов.– Вот наш новорожденный!
В лошадином стойле на подстилке из старых байковых одеял спала очаровательная крохотная лошадка. Рядом стояла кобыла Строптивая с еще не вполне опавшим животом.
– Какая прелесть!– восхитилась жена отставного полковника.– Просто чудо!
– Елена Владимировна, вы позволите, я к слонихе сбегаю?– попросил Кофи.– Там, извините, убрать нужно, пока она по всему слоновнику не разнесла.
– Конечно, конечно.– Женщина не могла оторваться от зрелища.– Я здесь с радостью тебя подожду. Полюбуюсь. Господи, сколько мы, горожане, потеряли в жизни!
– Потом мы и других зверей посмотрим, - сказал, пятясь по желтому проходу со шваброй на плече, Кофи.– Хотите?
– Спасибо, дружок. Обязательно посмотрим.
В слоновнике Кофи действительно застал большие дела. Берта весело размахивала хоботом. Стучала по черным бокам хвостом. Когда вождь вернулся наконец к вольерчикам травоядных животных, то обнаружил Елену Владимировну Кондратьеву прямо в лошадином стойле.
Ее плащ висел на гвозде. Женщина сидела на байковых одеялах. Изящная головка жеребенка покоилась у нее на коленях. Елена Владимировна что-то шептала малышу на ухо. Гладила его бархатную шейку.
Кобыла Строптивая спала, лежа на своей соломенной подстилке. Она словно нашла сыну надежную няньку и решила наконец отдохнуть.
– А вот и я!– сказал Кофи.
Кобыла выставила чуткое ухо.
– Кофи, ты не представляешь, как я тебе благодарна.– Женщина подняла глаза, полные слез.– Это такое успокоение.
Мы, горожане, страшные люди. Часть своей жизни мы добровольно отсекаем. Все горожане отчасти самоубийцы.
В абстрактных рассуждениях вождь не был силен, однако смысл уловил. "Елена Владимировна любит животных, - подумал он.– Ну так бы и сказала. Нет же.
Всякую ясную мысль надо непременно утопить в лишних словах".
– Идемте, Елена Владимировна, - пригласил Кофи.– Звери с нетерпением вас ждут.
– Не могу оторваться от этого существа, - смущенно произнесла Кондратьева, поднимаясь и отряхиваясь.