Чёрный ангел
Шрифт:
– Лиска, пожалуйста, не нужно!
– взмолилась Надежда.
– Зачем ты себя терзаешь?
– И торопливо, неуклюже сменила тему: - Ты давно разговаривала с Эдиком? Слышала последние новости про Базиля?
– О том, что его отпустили под залог? Слышала.
– Нет, есть новость посвежее. Эта сволочь - его бывшая жена, узнав, что мужа будут судить за убийство, немедленно собрала дочь и отвезла к свекрам. Сказала, что у ребенка дурные наклонности - в отца, и она с ним, то есть с ней, не справляется.
– Вот гадина! И не постеснялась ведь!
– Ну, Базиль ясно дал понять, что деликатностью она никогда не отличалась. А теперь ей и вовсе не до тонких материй - нужно срочно искать нового лопуха, который согласится оплачивать ее счета. В общем, родители позвонили Базилю - он к тому времени уже был дома, Базиль в тот же день нанял адвоката по гражданским делам и отправил его в Тамбов. Адвокат явился к любящей мамаше и разыграл ее как по нотам. Для начала объяснил, что она не имеет права оставить дочь без содержания, тем более теперь, когда отец девочки в тюрьме. Бабушка и дедушка не отказываются забрать внучку к себе, но они пенсионеры и нуждаются в материальной поддержке. Базиль переводил на содержание дочери достаточно крупные суммы, и адвокат уже подал прошение в суд заморозить банковские счета мамаши, которая своих доходов не имела. С тем чтобы суд изъял деньги в пользу девочки. Мамаша стала кричать, что она слабая больная женщина, почти инвалид, и требовать от нее каких-то денег могут только законченные мерзавцы. Адвокат стоял на своем. Мамаша долго билась в истерике, потом сообразила, что ничего этим не добьется, попыталась соблазнить законника, а потерпев неудачу, спросила, сколько он возьмет, чтобы избавить ее от этой головной боли. Адвокат, поломавшись, назвал сумму и после долгой торговли получил гонорар и собственноручно написанное мамашей заявление, в котором она отказалась от родительских прав.
– Ох! Значит, Базиль страдает не напрасно? Когда его выпустят, дочь будет жить с ним? Мать не сумеет отобрать ее обратно?
– Пусть попробует! А Базиля, может быть, и не посадят. Его адвокат, другой, по уголовным делам, уверяет, что выиграет дело. Думаю, ему можно верить, репутация у него блестящая.
– А откуда Базиль раздобыл деньги? На адвокатов, на залог?
Надежда многозначительно кашлянула.
– Должно быть, коллеги помогли.
– Ты хочешь сказать, что... рюкзак не дошел до милиции?
– Нет, ничего такого я сказать не хочу. Просто у меня есть кое-какие сомнения. Эдик как-то намекнул, что никому не известно, сколько там было денег. Все осведомленные лица либо погибли, либо пропали без вести.
– Да, кстати: ты так и не решилась спросить у Вовчика, что он сделал с теми двумя служаками, которые натравили на нас своих псов?
– Не решилась? Ты плохо меня знаешь! Я пристала к нему, как репей. Только без толку.
– Надежда вздохнула.
– Вовчик старательно отводит глаза и предлагает поговорить на другую тему. Я попыталась разговорить его охранников, но те как воды в рот набрали. Боюсь, никто никогда не узнает, что стало с этой парочкой после того, как их посетил Вовчик. Ради нашего же спокойствия предлагаю считать, что он пожурил их и отпустил на все четыре стороны... Ой, Лиска, что я делаю! Сейчас Мишутка проснется, а в квартире еще конь не валялся! Мы же увидимся с тобой через несколько часов, успеем почесать языками!
– Ладно, не трепыхайся. Я же сказала: приеду - помогу. Пока.
Надя повесила трубку и с улыбкой вернулась к своей щетке. Кто бы мог подумать, что у нее на четвертом десятке появится подруга и почти сестра? И это еще не все... Надежда внезапно перестала улыбаться, выпустила из рук швабру и ошалело уставилась в пространство. Всего пару недель назад она исходила желчью, думая об Ирен, которая якобы украла у нее Эдика. Сравнивала себя с бедняком, у которого богач отнял единственную овечку. А теперь она собирается присвоить себе все, что было дорого Ирен.
Надежду охватило раскаяние. А потом - сожаление. Она впервые ощутила мистическую связь между собой и Ирен, впервые подумала, сколь многое, должно быть, их роднило, и ей стало до слез обидно, что они так никогда и не встретились. "Если вы обнаружите, что ваша жизнь переплелась с жизнью другого человека без особых на то причин, - вспомнила она Воннегута, - этот человек, скорее всего, член вашего карасса". Была ли Ирен членом Надиного карасса, если их жизни так и не успели переплестись? Если нить Надиной судьбы влилась в этот узор уже после того, как Атропос, третья мойра, завязала на обрезанной нити Ирен узелок?
"Ты простишь меня, Ирен?
– мысленно обратилась Надежда к покойнице. Простишь мои глупые злые мысли? Это все от зависти - жалкой зависти неразумной младшей сестры к старшей - умной и всеми любимой. Теперь я, кажется, ее переросла. Мне жаль, что мы с тобой разминулись. Наверное, нам было бы здорово вместе. Ты не сердишься на меня за то, что я хочу занять твое место? Я чувствую себя немножечко мародером, но ведь кто-то должен заполнить пустоту, которая осталась с твоим уходом в жизни Лиски, Петеньки, Мишутки? А я люблю их. Ты ведь видишь, как я их люблю, верно? Доверься мне. И помоги, если можешь".
28
Питер сидел в кресле и завороженно смотрел на елку, мигавшую разноцветными огоньками. Огоньки гасли и загорались поочередно, и оттого казалось, что они блуждают в хвойных ветках, словно маленькие сказочные человечки с фонариками, играющие в прятки в дебрях волшебного леса. На полу вокруг елки в такт тихой музыке - вальсу из "Щелкунчика" - кружились причудливые цветные тени, по лицу Питера пробегали зеленые, красные, желтые всполохи, в обманчиво-черных из-за темноты глазах вспыхивали мерцающие точки. Комнату, как бокал, наполнял пряный коктейль ароматов: терпкий запах хвои мешался с острым упоительно-солнечным запахом апельсинов и тяжелыми испарениями парафина недавно потушенных свечей.
Все это - елка, огоньки, запахи, Чайковский с Гофманом - манило расслабиться, вырваться хотя бы ненадолго из плена действительности, перенестись в рождественскую сказку, сбросить груз забот. Питеру очень хотелось поддаться соблазну, и он почти поддался ему. Если бы не этот случайно подслушанный разговор... Но разговор подслушан, и теперь предстоит принять решение.
Еще в больнице он твердо знал, что будет делать, когда его выпишут. Прежде всего поговорит с Лиской, спросит ее, согласна ли она взять на себя заботы о Микки в случае, если Питер не доживет до совершеннолетия сына. Она должна согласиться - в память об Ирен, да и ради самого Микки. Лиске Питер доверял, он не раз убеждался в ее исключительной порядочности и доброте. Она всю жизнь была верным другом Ирен, по первому зову, а порой и без всякого зова приходила ей на помощь, утешала, поддерживала. Когда весть о смерти Ирен надорвала сердце Питера, именно Лиска отвезла его в больницу. Дождалась, пока он придет в себя, и приказала выздороветь. "Ты обязан выкарабкаться, Петр. Ради Микки. Ради Ирен. Она не простит тебе, если ты оставишь ее сына круглым сиротой. Постарайся не думать о плохом и не тревожься о Микки, я за ним пригляжу". Питер твердо знал: Лиска никогда не сделает ничего, что пошло бы Микки во вред. Если она возьмет на себя этот груз, то будет честно тащить его до конца.
После разговора с Лиской он собирался оформить у нотариуса все необходимые документы. А потом спокойно ждать смерти. В том, что она не замедлит явиться, Питер не сомневался. Два раза ему удалось ускользнуть, на третий промашки не будет. Проклятие О'Нейлов победить невозможно.
Но радость встречи с сыном, атмосфера праздника, всеобщее веселье не располагали к обсуждению серьезных и, тем более, мрачных материй. Питер отложил разговор с Лиской до завтра. А теперь и вовсе не знал, что ему делать.