Чёрный беркут
Шрифт:
Когда Яшка и Барат вбежали к нему, он рассматривал через микроскоп какое-то стеклышко и, не оборачиваясь, спросил:
— Что у вас?
— Змею поймали.
— А, это хорошо. Давайте сюда...
Порывшись в кармане, достал пятак и ловко шлепнул им о крышку стола.
— Забирайте.
— Она меня укусила, — сказал Яшка.
— Что?..
Всем корпусом доктор повернулся к ребятам. Яшка выставил свой туго перетянутый веревкой, посиневший и набрякший палец с надрезом, молча шмыгнул носом.
— Когда укусила?
— Только что, у Змеиной горы.
Доктор развязал мешок и вытряхнул змею в один из ящиков, обитых сверху проволочной сеткой, крепко завязал крышку. Около десятка таких же ящиков стояло вдоль
— Гюрза, — сказал он. — Очень опасно...
На секунду задумавшись, тряхнул рыжей лохматой головой, указал Яшке на топчан, весь заставленный стеклянными банками с лягушками, змеями, молодыми зям-зямами, которых он называл непонятным словом «вараны», и другими ящерицами, залитыми прозрачной жидкостью.
— Садись, змеелов.
— Яшка сел.
— Как звать?
— Кайманов Яшка.
— Григория Кайманова сын? Дорожного рабочего?
— Он самый.
— О-о! Ну, тогда вытерпишь!..
Последние слова доктора насторожили Яшку. «Что собирается делать доктор?» Яшка с тревогой следил за приготовлениями к операции.
Доктор вымыл руки, вскипятил на спиртовке воду в железной коробочке, сделал ему несколько уколов в палец, а потом повыше — в руку, взял из коробочки узкий блестящий нож.
— Ну что ж, Яков Кайманов, — сказал он. — Смотри в окно и медленно считай, скажем, до ста...
— Я-а-ша! Я-а-ша! — донесся голос матери. Не откликаясь, Яшка и Барат все дальше уходили от дома.
Заросли бурьяна скрывали их с головой. Тут попадались метелки гули-кона — телячьего цветка, рыбьей травы — марги-маи...
Стараясь заглушить нестерпимую боль, начинавшую сверлить палец, Яшка сбивал палкой метелки трав, огибая стороной амбар Мордовцевых, в котором сегодня раздобыл мышь. Ему удалось вынести мышеловку в ту минуту, когда хозяин амбара молодой Флегонт Мордовцев зачем-то ушел в отгороженную бревенчатой стенкой кладовую.
Флегонта Мордовцева в поселке многие побаивались и вместе с тем уважали. От взрослых Яшка слышал, что в революцию он выступил против своего отца-богатея и в пику ему перешел на сторону красных. Когда же началась гражданская война, занялся оставшимся после отца хозяйством.
Только подумал Яшка о Флегонте, как наткнулся прямо на него. Мордовцев стоял за амбаром с незнакомым казаком.
Прищурясь и замолчав вдруг, Флегонт уставился карими глазами на Яшку, будто спрашивал: «Что надо?» Барат успел нырнуть в кусты.
Яшка почему-то всегда робел перед этим ладно скроенным погодком отца. Что-то дикое и вместе с тем вкрадчивое было в его точеном лице. От испытующего взгляда Флегонта у Яшки всегда подирал по коже мороз.
— Слышишь, мать зовет? — Флегонт взял его за локоть, повернул лицом к поселку. — Почему не идешь?
«Не знает про мышеловку», — подумал Яшка и ,вывернувшись из-под руки Флегонта, скрылся в бурьяне.
На Даугане говорили, что Флегонт когда-то хотел сватать за себя Яшкину мать — Глафиру, первую красавицу поселка, но старый Лука Мордовцев, богатей и самодур, расстроил это сватовство. Потому, видно, сколько помнил себя Яшка, Флегонт никогда не притеснял его, не измывался, как другие казаки. Да и сейчас ничего не сделал, просто хотел завернуть домой. Но Яшке почему-то стало жутко. Уж очень пристально смотрел на него Флегонт...
Раздался негромкий свист. Из лопухов высунулась физиономия Барата. Мальчишки, прячась в бурьяне, направились к столбовой дороге.
— Отпустил?
— Сам ушел.
Барат не поверил. Наверное, видел, как Мордовцев схватил Яшку за руку.
— Я-а-аш-ка-а! Я-аш-ка-а! — На этот раз кричал отец.
Ребята, прибавив шагу, все дальше уходили от поселка.
У Яшки нестерпимо болела рука, кружилась голова. Доктор наложил повязку не только на култышку, оставшуюся от пальца, но и на всю кисть, руку подвесил на косынку, завязанную узлом на шее. Яшка сейчас был похож на раненого отца, когда тот приезжал во время войны из лазарета на побывку.
Ребята вышли к тому месту, где от главного тракта отходила дорога в сторону горного кряжа Асульмы, замедлили шаги и просвистали условный сигнал. Справа и слева от них раздался такой же свист. Зашуршала сухая трава, со склона посыпались мелкие камни.
— Дур! [1] — донесся мальчишеский голос.
Яшка остановился.
На русском языке он говорил, пожалуй, только дома да еще с немногими русскими мальчишками поселка, такими, как Алешка Нырок. Остальные — курды, азербайджанцы, туркмены. На улице разговор велся чуть ли не на всех языках стран Востока.
1
Дур — стой.
Шуршание в бурьяне стихло.
— Ун кия лёу? [2] — спросил Барат.
— Кочахчи [3] Аликпер Чары оглы. А вы кто?
— Ладно, выходите, — приказал Яшка. Сегодня, после истории с гюрзой, да еще встречи с Мордовцевым, ему было не до игры. С самого утра он ничего не ел. После операции тошнило. Все сильнее дергало палец.
Из бурьяна к Яшке и Барату вышли еще два подростка: стройный и быстрый, с развитыми икрами и тонким станом Аликпер и немного вялый, с круглым, как блин, лицом Алешка Нырок. Увидев Яшкину забинтованную руку, оба остановились.
2
Кто идет?
3
Кочахчи — контрабандист, дословно — нелегальщик.
— Покажи, — сказал Алешка. Смотрел он на бинты с уважением и страхом. Яшке хотелось рассказать об операции, но «предводителю разбойников» негоже распускать слюни. Да и Аликпер поглядывал на него с таким видом, будто укорял: «Эка невидаль — хватила гюрза... Бери топор, руби палец, а то всю руку отрежут».
— Отойди! — сказал Яшка Алешке. — Не на палец, а на дорогу надо смотреть. Понял?
...Солнце клонилось к закату. Голубые тени выползали из ущелий. Рядом с тенями словно горели в отсветах заката выступы скал. Горы, как огромные древние мамонты, ставшие в ряд, протянули каменные лапы в долину, уложили между лапами бугристые хоботы, выставили каменные лбы. На самой высокой скале — Колокольне Ивана Великого — белое пятно: орлиный помет. Выше — гнездо орлов. Там старинная крепость Сарма-Узур. По преданию, жил в этой крепости когда-то предводитель древнего племени Асульма. Яшка и его друзья забирались в остатки крепости, находили серебряные монеты, наконечники стрел. Оттуда хорошо видна вся долина и протянувшаяся через нее из края в край мощеная дорога. Считай, каждый десятый камень этой дороги вытесал и уложил своими руками Яншин отец. Дорога кормила отца. Кормила она и Яшку, а вместе с ним и других мальчишек поселка. Дни и ночи движутся по дороге огромные фургоны с грузами, идут верблюды. В Россию везут урюк, очищенный миндаль, сабзу, бидану [4] , хлопок, шерсть; из России — мануфактуру, сахар. Под перезвон колоколов, подвешенных к тюкам товаров и к шеям верблюдов, Яшка родился и вырос. Идут караваны и сейчас, хотя начавшаяся в России гражданская война докатилась и сюда, к далекой границе.
4
Сабза, бидана — сорта сушеного винограда.