Чёрный беркут
Шрифт:
— Каип Ияс. Бедный Каип Ияс! Аи, начальник, отпусти домой! Пять детишек дома, кушать нету. Мало-мало бежал в город на базар, оборот сделать. Совсем пропал бедный Каип Ияс. Не приду домой — помрут детишки!
Яков перевел Ольге его ответ.
Пограничные законы предписывают немедленно доставлять задержанного на заставу. Но куда пойдешь, когда вот-вот хлынет ливень, только бы успеть до пещеры добежать. Да и по всему видно, не такой уж опасный этот контрабандист. Шаромыжник, последний бедняк. От крайней нужды пустился на риск. Яков постеснялся даже связать ему руки. Ведь вздумай кочахчи бежать, он догнал бы его в три прыжка.
—
Словно в подтверждение его слов, сверкнула молния, ахнул гром, в дорожную пыль, как пули, ударили первые капли.
— Начальник! — взмолился задержанный. — Отпусти Каип Ияса! Хочешь, возьми все, только отпусти!
Яков молча поднял заплечный мешок контрабандиста. Туго набитая, торба оказалась удивительно легкой. Рука прыгнула вместе с мешком выше головы.
13
Яваш-яваш — потихоньку.
— Ты что, воздухом торгуешь?
— Ай, начальник, зачем воздух? Тяжело таскать Каип Ияс не может, а спички тоже хороший товар! — Он прищелкнул языком. На его желтом от опия морщинистом лице мелькнула хитроватая улыбка: мол, не последний коммерсант в закордонье кочахчи Каип Ияс!
Яков подал ему торбу. Каип Ияс привычным движением напялил на себя лямки. Почувствовав свое богатство за спиной, он заметно повеселел:
— Мало-мало коурмы, яичек продал, спички купил, — пояснил он, — Ай, дождь спички испортит! — Он еще раз, теперь уже с явным беспокойством поцокал языком.
Крупные капли дождя барабанной дробью защелкали через мешковину по спичечным коробкам.
«Контрабандные спички теперь принадлежат государству, их надо в целости и сохранности доставить на заставу, так что нет никакого резона оставлять торбу под дождем», — подумал Яков.
— Шаромыга ты и есть шаромыга, — накрывая Каип Ияса взятым с телеги мешком, сказал он. — Давай-ка руки. Хоть ты и шаромыжник, а веревочкой я тебя спутаю.
И он снова окинул взглядом горизонт. Теперь уже все небо затянули сизые тучи. Беспрерывно рокотал гром. Веяло сыростью. С запада приближался ровный гул: в каком-нибудь километре, надвигаясь сплошной стеной, хлестал ливень.
Продираясь напрямик, через заросли ежевики и шиповника, изо всех сил помогая коню, Яков чуть ли не на себе втащил телегу к небольшой площадке, широким карнизом уходившей за склон горы. Там был гавах — пещера, где они могли переждать бурю. Дождь настиг их у самого входа, зиявшего черной пастью. При блеске молнии Яков рассмотрел тоненький ручеек, струйкой выбегавший из пещеры.
Привязав вожжи к обломку скалы, он сбросил под навес узел с постелью, поправил брезент, которым укрылась сидевшая на телеге Ольга, посадил Каип Ияса у входа, стянул ему поясным ремнем руки и только после этого вошел в пещеру. Он знал, что у родника всегда можно встретить змей, фаланг, скорпионов. Навстречу вылетела из пещеры прямо под дождь сизоворонка, скользнула вдоль стенки ящерица. Перевернув несколько камней, Яков раздавил пытавшегося скрыться скорпиона, весело крикнул:
— Заходи, Оля! Сейчас костер запалим, будет тепло и сухо.
Пещера то и дело освещалась блеском молний. Гулко отдавались под сводами раскаты грома. Вовсю разгулявшийся дождь звучно шлепал мокрыми ладошками по плитняку.
Змей в пещере не было. Но не было и дров. Яков взял топор и, в одно мгновение вымокнув до нитки, принялся рубить ствол сухой арчи, который сразу же нашел в темноте, раздираемой вспышками молний. Притащив арчу в пещеру, нарубил щепы. Разгораясь, костер осветил гавах, отодвинул темноту, завешанную сверкающими нитями дождя. Яков зажег смолистый сук, поднял его над головой и еще раз осмотрел убежище.
По сравнению с водопадом, низвергавшимся сейчас с небес, родничок в глубине гаваха казался беспомощным. Но ливни приходят, размывают горы, сносят со склонов песок и камни, все крушат и ломают на своем пути и снова уходят. А родники, разбросанные по неисчислимым ущельям и распадкам, остаются. Это они постоянно дают влагу и жизнь людям и зверям, всему живому.
С детства приученный беречь воду, Яков относился к родникам, как к одушевленным существам. Всегда заботливо расчищал каждую влажную ямку, добирался до водоносного песка, начинающего вдруг шевелиться бугорками на дне прозрачной, как горный хрусталь, лужицы. Поэтому, хотя воды сейчас в горах был целый океан, Яков обрадовался этому скромному родничку, как будто только он один мог утолить жажду.
— Родник зовут Ове-Хури, — сказал он Ольге. — Вода Оспы... Курды говорят: попьешь этой воды, не будешь болеть оспой.
Заскрипела телега. Лошадь стояла у самого входа в пещеру и, понуро опустив голову, терпеливо мокла под дождем. Яков поднялся, выпряг ее, надел через упругие шелковистые уши торбу, похлопал по шее. Каурый с видимым удовольствием фыркнул в торбу и, покосившись на Якова повеселевшим глазом, принялся хрустеть овсом.
— Ну, Оля, будем устраиваться, — стаскивая с себя мокрую одежду и выжимая ее у входа, сказал Яков. — Слыхал я, дворяне краль своих в свадебные путешествия возят. Голову даю на отсечение, ни у кого не было такого путешествия, как у нас. Тут тебе и пещера, и гроза, еще и контрабандист в придачу.
Ольга расстелила на каменном полу пещеры кошму, сложила на нее пожитки, сверху накрыла буркой и принялась хлопотать у костра, разогревая коурму, устанавливая на камнях чайник с родниковой водой.
— Кроме шаромыги-контрабандиста есть еще и муж непутевый, — сказала она. — Надо бы в городе под крышей сидеть, так он с женой и хозяйством едва с горы не поплыл.
— А чем здесь не крыша? — присаживаясь на корточках к огню, улыбнулся Яков. Сильное тело его в отсветах костра бугрилось узлами мышц. Пар шел от мокрых рук и лица.
Для Ольги, конечно, вся эта обстановка непривычна, но она молодец: держится, виду не подает. Каип Ияс — курд, и то все прислушивается, что там делается снаружи.
— Что скажешь, Каип Ияс? Как дела? — обратился Яков к задержанному, развязывая ему руки.
— Плохи дела, яш-улы [14] , — расправляя занемевшие руки, невесело ответил тот. — Большая вода пришла. — Плохо, очень плохо, ай как плохо! — Его желтое, сморщенное лицо казалось совсем растерянным.
14
Яш-улы — дословно «большие годы», уважительное обращение.