Черный цветок
Шрифт:
Разглядев меж деревьев огонек костра, Жидята остановился и свистнул хитрым условным посвистом, на что ему тут же ответили.
— Ну что? Вот и добрались, — сказал он и вышел к костру.
Есеня с любопытством смотрел по сторонам. Это была даже не поляна, даже не просвет между деревьями — просто лес, слегка расчищенная костровая площадка. Огонек еле теплился на остывающих углях, а у костра на низких чурбаках сидели трое весьма угрюмого вида — небритые, лохматые, одетые странно, но тепло и богато. На одном была
— Ба! — широко раскинул руки тот, что был в безрукавке, но не встал, только слегка повернулся в сторону пришедших — голос его показался Есене глумливым, — Жидята! Что-нибудь принес?
— Привел. Ну и принес, конечно. Буди верховода, Хлыст, мне возвращаться надо.
— Верховод во втором шалаше. Сам буди, мне по харе получить неохота — он только что лег.
Жидята с усмешкой покачал головой.
— Парня принимайте. С вами будет теперь.
— Надолго? — спросил Хлыст, рассматривая Есеню.
— Как сложится. Может, насовсем. Это сын Жмура.
— Да ты че? — повернулся к Есене еще один из разбойников, с помятым, рябым лицом, — кровь она и есть кровь. Ну иди сюда, Жмуренок, я на тебя посмотрю.
Есеня вдруг оробел — от вольных людей веяло настороженностью и неприязнью. И говорили они так, словно хорошо знали его отца, а этого быть просто не могло. Жидята подтолкнул его в спину, а разбойник ухватил его за руку и грубо подтянул к себе.
— Похож, конечно, но размах не тот… Сколько тебе лет, сморкач?
— Да пошел ты, — Есеня вырвал руку. Сморкач! Сам он…
— У… — протянул разбойник, — ты, детка, свой гонор держи пока при себе. У нас тут старших принято уважать.
— За что это мне тебя уважать?
— За то, что я тебя в землю по пояс одним ударом вобью. Вот когда ты мне ответить сможешь, тогда и будешь говорить что и когда захочешь. Садись. Жмуренок.
— А я и сейчас буду говорить что и когда захочу, — Есеня вздернул подбородок и приподнял верхнюю губу.
Разбойник усмехнулся и кивнул:
— Давай, начинай.
— Не обижай его, Щерба, — Жидята положил руку на плечо разбойнику, — у нас его любят.
— Иди, Жидята, к верховоду. Мы сами разберемся, — хмуро ответил тот.
Есеня медленно снял с плеча котомку и сел на нее около костра — ему было неуютно. Жидята скрылся за деревьями, и он почувствовал себя очень одиноким. Эти люди вокруг, такие чужие, непонятные, совсем ему не нравились. И он им явно не понравился тоже.
— Ну, Жмуренок, и что ты натворил, что батька тебя к нам отправил? — Хлыст пошевелил угли в костре палкой и исподлобья уставился на Есеню.
— Ничего, — ответил Есеня, — меня, вообще-то, зовут Балуй.
— Тебя зовут Жмуренок, — хмыкнул Щерба, — пока. Может, твой батька хотел, чтоб ты стал вольным
— Может, и хотел, — буркнул Есеня.
Они расхохотались. Есеня не понял, чего они смеются, но это показалось ему обидным.
— Не хочешь, значит, говорить? Ну не говори, — Хлыст опустил глаза.
Они заговорили о своем, и Есеня стало скучно — он не вполне понимал, о чем идет речь, поэтому, когда к костру вышел Жидята, оживился и привстал ему навстречу.
— Верховод зовет тебя к себе, — кивнул тот Есене, — пойдем.
Они прошли всего несколько шагов — после света костра, пусть и не очень яркого, Есеня ничего вокруг толком разглядеть не мог — и Жидята пригнул его голову вниз, подталкивая внутрь шалаша, где горела обычная масляная лампа, худо-бедно освещая скромное жилище верховода. Пол был застелен медвежьей шкурой, наклонные стены из еловых веток топорщились во все стороны колючими иглами, а лампа качалась на балке, в самом центре шалаша. В углу, в глиняном горшке, поверх горящих углей, дымила какая-то пахучая трава.
— Садись, Жмуренок. Любопытно на тебя посмотреть, — верховод показал на пол напротив себя. Он был высоким и худым, и, в отличие от других разбойников, чисто выбритым и коротко стриженным. Глаза его, очень яркие, темно-серые, смотрели почти не мигая. Он показался Есене похожим на змею — и узкое лицо с прямоугольным подбородком, и широкие тонкие губы ниткой, и невысокий открытый лоб.
Есеня сел, потому что стоять, согнувшись и упершись головой в колючий потолок, было глупо.
— Похож, — едва заметно кивнул верховод, — за что тебя ищут?
Серые глаза так пристально на него смотрели, как будто хотели выковырять ответ у Есени из головы.
— Ни за что, — ответил Есеня и равнодушно уставился в стену.
— Ну-ну. Жидята, он всегда такой?
— Нет, только когда характер хочет показать. Освоится и перестанет.
— Ладно, иди, скоро рассвет. Я сам с ним разберусь. Жмуру передай, — лицо верховода исказилось на секунду, — золото я принимаю, и полгода парень может жить с нами. Ну, а там все от него зависит.
Жидята кивнул, попрощался, и похлопал Есеню по плечу, перед тем как выйти из шалаша. Есеня, как ни старался, не смог удержаться, чтобы не посмотреть ему вслед.
— Что? К мамке хочется? — спросил верховод, даже не усмехнувшись.
— Чего я там не видел, у мамки, — Есеня презрительно поднял верхнюю губу.
— Где ты спрятал медальон? — верховод неожиданно приблизил свое лицо к Есене, и это тоже напомнило выпад змеи.
Есеня непроизвольно отодвинулся и покачал головой:
— Не скажу.
— Почему? Не доверяешь мне?
— Не скажу и все, — Есеня и сам не понимал, почему решил никому не говорить о медальоне. Ему казалось, что это слишком важная тайна, чтобы ею овладел кто-нибудь еще.