Черный цветок
Шрифт:
Двое схваченных за ноги выскочили из воды — испуганные и готовые броситься в бой, остальные с недоумением и страхом подозрительно всматривались в воду. Лица у них были такими серьезными, что Есеня, не успев отдышаться, захохотал и плюхнулся на песок. Увидев его хохочущим, Рубец, счастливо оказавшийся одним из двоих, кто выскочил на берег, вмиг догадался, что произошло.
— Жмуренок! Ноги вырву! — рявкнул он, но от этого все, кто оставался в воде, поняли, в чем дело, и захохотали вслед за Есеней.
— Рубец! Признавайся, ты думал, это водяной тебя в омут тянет!
— Гнус, чего ты с лица-то спал? Страшно, что ли?
— Не,
Гнусу и Рубцу ничего больше не оставалось, как посмеяться над собой — все видели, как они испугались.
— Не все вам над самыми младшими потешаться, — гордо сказал Есеня и нырнул еще раз, уже не скрывая намерений. Кого он схватил за коленку, было непонятно, но теперь его поймали за волосы и не давали всплыть. Есеня подумал, подождал немного, а потом выдохнул весь воздух, пуская пузыри, и расслабился. Стоило только дернуться, и новая шутка бы не удалась, а дышать хотелось очень сильно. Но видно выпущенные пузыри произвели на разбойников впечатление, потому что его вытащили из воды почти сразу, все так же за волосы, но Есеня и тут не шевельнулся, осторожно втягивая воздух носом.
— Ты че! Полоз, ты че! Ты утопил его, что ли? — зашумели со всех сторон.
— Да не может быть, — тихо ответил Полоз. Он испугался! Он испугался, и взял Есеню подмышки, тряхнув безжизненное тело.
— Жмуренок… — шепнул подошедший Ворошила.
Есеня приоткрыл один глаз и цыкнул зубом.
— Ах ты шельмец! — Полоз швырнул его в воду и рассмеялся, — а я ведь чуть не поверил!
С этого дня Есеня окончательно осмелел и перестал скучать. В мешок с гречкой он насыпал сверху немного пшена, и наоборот, и мама Гожа долго разбиралась, в каком мешке у нее что лежит. Она так смешно щупала мешки и заглядывала внутрь, что не смеяться над этим было невозможно. И даже позвала Ворошилу, чтобы он объяснил ей, что происходит. Есеня, конечно, получил от нее ухватом по спине, когда она обнаружила его ухмыляющуюся рожу за деревом. Зато Ворошила хорошо посмеялся. За ужином его, правда, заставили выпить три кружки соленого кваса — он уверял всех, что от кваса с сахаром хмелеешь гораздо быстрей, но принес вместо сахара соли, когда эту идею подтвердил Полоз. Рубец и подраненный Хлыст держали его за руки и за ноги, а Полоз сам вливал ему в рот отвратительный напиток, под дружных хохот разбойников.
— Освоился, значит, — приговаривал Полоз, — осмелел! Смотри, Жмуренок, доиграешься!
Есеня тоже хохотал и вырывался, и под конец опьянел так, что наутро проснулся с больной головой. Но и тут решил схитрить — намочил лоб водой из фляги и терпеливо дождался, когда поднимется Хлыст.
— Что-то знобит меня… — пожаловался он слабым голосом.
Хлыст посмотрел на его бледное лицо, потрогал мокрый лоб, и встревожился не на шутку, разбудил Щербу.
— Надо чаем с малиной его напоить, — тут же посоветовал Щерба, — и Ворошилу позвать. Щас, парень, ты лежи… Вот он, дождь то постоянный… Мы-то люди бывалые.
— Хуже нет лихорадки осенью в лесу, — проворчал Хлыст, — да еще перед переходом. Ни согреться, ни обсушиться толком.
Но когда раненый Щерба, морща лицо, начал выбираться из шалаша, чтобы принести Есене горячего чаю, Есеня не выдержал — это было бы слишком.
— Щерба, погоди… — он поднялся и сам полез к выходу, — пошутил я. Все со мной в порядке.
— Как — «пошутил»? — не понял Щерба.
— Ну,
— Да? Какая же ты сволочь. А я вот испугался…
— И я, между прочим, тоже, — поддакнул Хлыст, и ощутительно хлопнул Есеню ладошкой пониже спины — тот как раз стоял на четвереньках.
— Ай! — вякнул Есеня.
— Это чтоб голове было легче.
— И я добавлю, — Щерба тоже врезал ему по заду, так что Есеня выкатился из шалаша прямо под ноги проходившей мимо маме Гоже.
— Тетенька! Не бейте меня! — захохотал Есеня, вскочил на ноги и побежал купаться.
— Освоился, — вздохнула она ему вслед, вздыхая, — воробушек.
Теперь разбойники никуда не ходили, разве что ловить рыбу — за несколько дней успели набрать столько, что и за три перехода не смогли бы на себе унести. Полоз оттянул немного день отхода, чтобы легко раненые могли идти сами, но все равно считал, что больше ждать нельзя. Как-то раз он снова позвал Есеню к себе в шалаш. Теперь — вечером, когда все, кроме дежурных, спали.
— Ну что, я смотрю, тебе с нами весело, — он потрепал Есеню по плечу.
— Это вам весело со мной, — широко улыбнулся Есеня.
Полоз качнул головой и хмыкнул.
— Я хотел сказать тебе. Чтобы ты был готов. Когда перейдем на новое место, землянки поставим, наладим все — после этого мы с тобой вернемся в город, заберем медальон и отправимся в Урдию. Это гораздо опасней, чем перезимовать в лесу, но все же… Ты согласен?
— Конечно! — Есеня нисколько не задумался.
— Вот и хорошо. Ты что-нибудь умеешь, кроме как веселиться?
— Ну… у батьки чему-то научился, но, если честно, у меня плохо получается. Молотобойцем могу быть в кузне.
— Что-то хлипок ты для молотобойца, — усмехнулся Полоз.
— Ну, какой есть… Еще отжигать умею, и закалять, и отпускать. Это у меня лучше батьки получалось — я температуру чувствую, по цвету. Еще по звездам могу ходить, никогда не заблужусь.
— Это полезно, — кивнул Полоз, — сам научился?
— Ага.
— А ты не такой дурачок, каким прикидываешься. Еще чего умеешь?
— Булат варить! — вдруг вспомнил Есеня, — только ковать его не могу. Пробовал — ерунда получилась, вот.
Он продемонстрировал Полозу нож, который, как мог, поправил его отец.
— Булат варить? — Полоз поднял брови и посмотрел на нож повнимательней, — Ничего себе. И как благородный Мудрослов к этому отнесся?
— Не знаю! Я уже сбежал, когда батька ему мои отливки показывал. Он их с собой забрал, а денег не оставил.
— Эх, Жмуренок… Денег не оставил… Да если бы медальон был у них, ты бы уже давно стал ущербным. Такого бы они не пропустили. Негоже подлорожденному уметь что-то, доступное лишь благородным.
— Как ты меня назвал? — вскинулся Есеня — он почему-то подумал, что это имеет отношение к его отцу, и острая боль оцарапала его изнутри: он сын ущербного…
— Подлорожденный. Никогда не слышал? Так нас называют благородные. Всех.
Жмур. Сомнения
Жмур отправил своих в далекую деревню, на север, где бы их точно никто не стал искать. На всякий случай. Как только по базару прошел слух, что стража ищет Есеню в лесах, Жидята сам предложил Жмуру отвезти жену и дочерей к его родителям — старикам стало бы веселей, да и по хозяйству Надёжа могла им помочь.