Черный цветок
Шрифт:
— Ворошила, ты че сделал? — тупо спросил Рубец, опрокинувший на себя миску каши.
— Действительно, — усмехнулся Полоз, — как тебе это удалось?
Ворошила беспомощно посмотрел на фляжку, которую закрыл слишком поздно, но быстро догадался, в чем дело.
— Жмуренок, — угрюмо начал он, посмотрев на хохочущего Есеню, — это что такое?
— Это? Квас, — довольно ответил Есеня, продолжая похохатывать.
— Эх ты гаденыш…
— Лежачего не бьют! — снова засмеялся Есеня и прикрылся одеялом.
— Еще как бьют! Рубец, подержи-ка его за ноги!
Ворошила стянул с него одеяло и с завидной легкостью перекинул
— Это нечестно! — взвизгнул Есеня, давясь смехом, когда Рубец ухватил его за лодыжки, — я больной!
— Щас я тебя лечить буду, — Ворошила хлопнул его по заду тяжелой широкой ладошкой, — ты доиграешься когда-нибудь!
— Дяденька, пусти, я больше не буду! — хохотал Есеня, надеясь вырваться, под громкий гогот разбойников.
— Не пущу! Баловник нашелся!
— Я не баловник, я Балуй! — завыл Есеня сквозь смех — слишком уж тяжелая была рука у Ворошилы.
— Вот тебе, Балуй! — Ворошила шлепнул его еще пару раз и отпустил, — будешь знать, как над старшими потешаться.
— Над младшими потешаться можно, значит? — Есеня потер ушибленное место с видом оскорбленной невинности.
— Балуй… — пробормотал Ворошила, — а ведь и вправду — Балуй. Выздоравливаешь, значит?
Есеня повалился на постеленный у костра лапник, закатил глаза и шепнул:
— Я умираю…
— Выздоравливает, выздоравливает, — посмеялся Полоз.
— Умираю… — упрямо повторил Есеня слабым голосом, — от жестокого обращения…
С этого дня Жмуренком его называли все реже. И чем больше развлечений он придумывал, тем чаще разбойники кричали ему:
— Ах ты! Балуй…
А, по мере выздоровления, идей у него становилось все больше — ведь заняться было совершенно нечем. Однажды он заткнул печную трубу пучком травы, насыпал сажи у самой печной дверцы, так что при попытке раздуть огонь черное облако мигом вылетело наружу, и Гнус, пытавшийся растопить печь, перепачкался с ног до головы. Гонялся Гнус за Есеней долго, но так и не догнал. Лучшей своей выдумкой он считал кринку, спрятанную высоко в густых ветвях ольхи, у спуска к озеру, с привязанным к ней ремнем. Каждый, кто проходил мимо, считал своим долгом вернуть ремень в лагерь. Но стоило потянуть его вниз, и кринка наклонялась, обливая хозяйственного разбойника водой. Под конец, человек семь разбойников прятались в кустах вместе с Есеней, чтобы посмеяться над очередной жертвой.
Когда Ворошила посчитал Есеню полностью здоровым для того чтобы отправляться в дальний поход, давно началась распутица — местами по лесу пройти было невозможно, и Полоз, скрипя зубами, сказал, что придется ждать морозов. Впрочем, морозы ударили рано, снег выпал в середине октября, и таять не собирался.
Перед выходом Полоз заставил Есеню побриться, к его неудовольствию — с бородкой, хоть и жиденькой, Есеня казался сам себе гораздо взрослей. Но, зная привычки вольных людей, стража гораздо пристальней присматривалась ко всем обладателям бород, поэтому рисковать из-за глупостей не стоило.
Выходили затемно, прощались коротко — Хлыст, Щерба и Ворошила вышли их проводить.
— Ну что, Балуй? — Хлыст опустил Есене на лоб шапку Забоя, — возвращайся. Скучно без тебя будет.
— Да ладно… — проворчал Есеня.
— Ты, главное, на земле не сиди, и ноги держи сухими, — напутствовал Щерба, — если промочил ноги — сразу скажи
— Хорошо, хорошо, — отмахивался Есеня — ему не терпелось пуститься в путь.
Полоз же шептался с Ворошилой — тот оставался за верховода.
Есеня посмотрел на заснеженный лес — ночью сильно подморозило, и все вокруг покрылось голубым, игольчатым инеем. Только печные трубы, торчащие из-под снега, неаккуратно чернели на общем фоне. На минуту стало немного грустно — в землянках, хоть и полутемных, было уютно и тепло, гораздо лучше, чем в шалашах. И к разбойникам он привык. Скучновато, конечно, но не так уж плохо.
— Пошли, — окликнул его Полоз.
Есеня в последний раз глянул на обустроенный для зимовки лагерь и поспешил за Полозом — грусть мгновенно выветрилась из головы. Урдия — страна мудрецов, страна теплого моря, страна сказок и волшебных историй. Любой мальчишка мечтает попасть в Урдию.
Избор. Кобруч
Разбойники величали себя «вольными людьми». Избора это и рассмешило и в чем-то задело. Как будто люди, живущие в городе, вольными не были. А впрочем… Доля истины в этом присутствовала.
У «вольных людей» Избор нашел самый теплый прием и уважение. Верховод — крупный, бородатый мужчина — осторожно расспросил его о медальоне, но сделал это потихоньку от остальных. И более всего его интересовало, может ли Избор заставить светиться красный луч. Даже если бы Избор мог это сделать, никогда бы не стал помогать разбойникам в этом: он отлично понимал, зачем это нужно. Они надеялись снять заклятие, они хотели открыть медальон.
Он прожил у разбойников три дня, не раскрывая карт, но, похоже, они и без него узнали, что медальона у Избора нет. Ну и как-то случайно, у костра, один из разбойников проговорился, что Жмуренок в лесу, у вольных людей, и теперь можно не опасаться, что медальон попадет в руки Огнезара.
Избор подивился, с какой тщательностью «вольные люди» умели беречь свои секреты, и с каким уважением относились к чужим. Весть о том, что Жмуренок у «вольных людей», им передали по цепочке, от лагеря к лагерю. Но тот, кто принес это известие, уже не знал, в каком лагере конкретно прячут мальчишку. Наверняка, в остальные лагеря передали весть и об Изборе. Только верховод знал, где находится соседний лагерь, и понятия не имел, как найти тот, из которого вести приходили к нему. А это значит, что, изловив одного разбойника, Огнезар мог рассчитывать получить от него сведения лишь об одном лагере, не более. Что же до верховода, то Избор мог поспорить — Огнезар не выжал бы из него ни слова.
Удивительные это были люди. Со стороны казалось, что они одержимы какой-то общей идеей, и связь между лагерями напоминала разветвленную организацию. На самом же деле, жизнь разбойника, как и любого преступника, сводилась к тому, чтобы добывать себе пропитание, и не более. Никаких сказочных богатств «вольные люди» не копили, грабили чаще всего небольшие торговые обозы, и рассчитывать могли максимум на драгоценные меха, сбыть которые представляло некоторые затруднения: не крестьянам же их продавать! Сами разбойники одевались богато, соболья шапка и сапоги имелись у каждого, что же до шуб, то тут они предпочитали более практичные вещи. Впрочем, полы в шалашах они выстилали дорогими шкурами, и укрывались меховыми одеялами.