Черный Дракон
Шрифт:
Ершов позвонил. Ему открыла Маруся. Видно было, что она была удивлена и обрадовалась Ершову. Про него вообще говорили в школе, что он даже разговаривать с девочками не любит — разве уж по необходимости! — и ни у одной еще из девочек своего звена не бывал на дому.
Не входя в коридор, Ершов приветствовал Марусю пионерским салютом. Она ответила ему, смутилась. Оба не знали, с чего начинать разговор.
— Ну проходи же в комнату, чего ж ты?.. Снимай пальто... — сказала, наконец, Маруся.
Ершов стал раздеваться. Маруся ждала, приоткрыв дверь в столовую, чтобы осветить коридор.
Проходя в комнату вслед за Марусей, Ершов задержался на мгновение и, пользуясь полутьмой коридора, ладонью поправил волосы: почему-то было неловко расческой.
Вдруг Маруся поспешно бросилась к простенку за ее столиком.
— Подожди, не ходи сюда! — крикнула она Ершову, пытаясь снять со стены чей-то портрет, приколотый кнопками.
Но он уже стоял возле стола.
— Ну ладно! — сказала она, оставляя свои попытки. — Только, чтобы никому больше не говорить! Это пускай сюрприз будет. Мы это в нашей лаборатории повесим.
— А кто это? — спросил, рассмеявшись, Ершов и тотчас же догадался.
— А! — сказал он. — Знаю: это самая твоя Мария Кюри!
Маруся молча кивнула головой и стала вкалывать обратно вынутые только что кнопки.
Ершов рассматривал портрет.
— Да-а... какая она... — медленно проговорил он.
— Вот... — покраснев, сказала Маруся и отошла в сторону, чтобы не мешать ему любоваться портретом.
— Купила? — спросил он.
Маруся отрицательно покачала головой и улыбнулась.
Ершов пожал плечами.
— Лена... — объяснила, наконец, Маруся.
— Лена? — спросил Ершов. — Да когда же это она успела? Вы разве с ней говорили об этом?..
— Говорили. Не об этом, а про химию вообще... и что мы хотим свою маленькую лабораторию устроить, только что негде...
— А ведь знаешь, Чугунова, действительно негде, — угрюмо сказал Ершов. — Васька никак не хочет... Я уж с ним...
Он остановился, увидев, как переменилось вдруг лицо Маруси Чугуновой.
— Слушай! — с выражением какой-то отчаянной решимости почти вскричал он. — Я так думаю: раз Васька Крапивин так по-свински поступает с нами, можем и мы с ним не церемониться!
Маруся молчала.
Он стал объяснять ей:
— Думаю, надо попробовать через ваше домоуправление: у нас в конце концов научный кружок... как-никак полезное дело — борьба за знания... а он черт знает чем занимается: с шестом по крышам лазит... я думаю, они могут пойти нам навстречу.
Маруся перебила его холодным, почти враждебным тоном.
— Нет, нет, этого нельзя делать! — заявила она. — И потом: почему «по-свински», когда на то его законное право: не хочет отдавать свою голубятню, и все!
— Ну тогда уж я не знаю, что... — растерянно пробормотал Ершов.
— А я знаю, — рванувшись к столу, произнесла Маруся и, уж не заботясь больше о целости краев портрета, стала торопливо снимать его со стены.
— Чугунова, ну зачем ты это?! Ну, зачем?!.. — вскричал Ершов.— Ну если васькину голубятню нельзя, так ведь еще что-нибудь придумаем. Ведь ты послушай, мы даже с домоуправлением-то и не говорили... Ну?!
Кнопки сыпались на пол...
В просторной полуподвальной комнате домоуправления несмотря на солнечный день горело электричество. Было очень накурено, хотя курил один управдом. Над его столом стояли полосы и кольца дыма. Изредка чей-нибудь легкий кашель вызывал в них долго незатихавшее колыхание.
Посетителей было несколько, все больже женщины. Под портретом Ворошилова в морской форме, за большим дубовым столом, сидел, склонив голову, бритоголовый пожилой человек, грузный, в гимнастерке защитного цвета.
Он перешевеливал одну за другой бумаги и книги, лежавшие на столе, заглядывал под них и тихо поругивался. По-видимому, он что-то потерял, какой-то мелкий предмет, и не мог найти. Это, должно быть, и задерживало его посетителей, томившихся в ожидании.
«Да уж не печать ли он потерял?» — подумал Ершов.
Однако нет: вот только что она мелькнула под тем журналом, который как раз и приподнимал управдом. А между тем он все продолжал искать что-то, выдвигая поочередно ящики стола и ощупывая карманы.
— Товарищ управдом, может быть, вы печать ищете? — спросил Ершов.
— Ее, ее, чертовку, — проворчал управдом, продолжая искать.
— Так вот же она! — и Ершов приподнял журнал.
— Ишь ведь! Обеспамятел совсем, старый! — с досадой сказал управдом и рассмеялся. — Вот спасибо, брат! Давай-ка, садись у меня за секретаря, а то наш-то в райсовет ушел, а без него, как без рук, — пошутил он.
Ершов смущенно молчал.
Управдом с ожесточением принялся ставить печати, и скоро посетители были отпущены. Остались Коля Ершов и Миша Бутылкин.
Тогда управдом взял одну из лежавших перед ним на столе недокуренных папирос и повернулся к ребятам.
Тут Ершов заметил на его гимнастерке значок ворошиловского стрелка.
«Ого! — подумал он. — Это хорошо!»
Небрежным движением, словно бы так, между прочим, он распахнул пальто, чтобы можно было увидеть на его груди такой же точно значок. Легкая усмешка мелькнула на лице управдома. Ершов заметил зто.
«Не верит, наверно, что это мой собственный значок, подумал, наверно, что у отца взял или, дескать, так просто нацепил».