Чёрный феникс
Шрифт:
Совсем забыла про него.
— Бери выше. Гарантирую, — подмигивает, освобождает мне руки и аккуратно опускает меня на пол, продолжая заботливо поддерживать, свободной рукой шаря по тумбе в поисках футболки.
Я рада, что первой на пути попалась его.
Матвей снова меня целует, забирается пальцами под ткань, которая приятно холодила ягодицы, и поглаживает оставленные метки, сжав предупредительно ладонь, когда я прижимаюсь ближе к его груди.
— Давай всё-таки переместимся на кровать? А ремень заберем с собой, —
— Что-то подсказывает: у твоей добычи нет и минуты для раздумий, — ногтями по натренированной раскаченной спине, заставив мужчину дёрнуться.
А у меня вообще есть какие-нибудь перспективы сопротивления, когда я болтаюсь вниз головой на плече моего пещерного человека? Нет?
Вот и я так думаю.
Глава тридцать девятая. Рокси
— В следующий раз, малышка, место будет приличнее, а еда вкуснее. Обещаю. Пока придется довольствоваться бутербродами и половиной огурца на двоих.
Вы можете себе представить уровень шума, когда стадо слонов внезапно захочет потрубить в одну секунду? Большое такое стадо. Особей двадцать.
Так вот я была громче.
Романтичная завязка: мы смотрим друг в другу в глаза, Матвей нависает сверху и впутывает пальцы в мои волосы, горячее дыхание на губах… Именно в этот момент мой желудок решил оповестить всю округу об отсутствии обеда с ужином.
Было настолько неловко, что первую минуту я просто пялилась на Матвея, пытаясь сделать вид, что ничего не было.
Показалось.
Трубы шумят.
Мотоцикл проехал под окнами.
Громкий смешок помешал моим планам. Второй заставил сощуриться, а третий, который перерос в неприкрытый смех, сделал мои щёки настолько алыми, что на миг мне показалось — все пять или шесть литров крови моего организма оказались сосредоточены в них. Максимально неловкая ситуация.
А теперь я болтаю ногами, после того как Матвей помог мне устроить задницу на кухонном островке, и наблюдаю за тем, как он старательно распределяет соус по кусочкам белого хлеба. С бутербродами он, конечно, погорячился. Это целые произведения искусства.
Какой человек называет сочетание тончайшей ветчины, свежих листиков салата, багета с корочкой специй и твёрдого сыра обычными бутербродами? Всё же на тарелках оказывается не криво нарезанная докторская колбаса на бородинском.
— Ты смотришь так, будто была бы рада заменить всё съестное мной. Имей в виду, мясо будет жёстким.
Поймана с поличным.
Я, правда, немного подвисла глазами на перекатывающихся от любого движения мышцах мужчины, который не потрудился натянуть на себя какую-нибудь футболку.
— Одну, как минимум, твёрдую часть я знаю, — намекаю на выпуклость в районе паха. Мне, честно говоря, очень лестно, что Матвей никак не может
Хотя, готова спорить, он предпочел бы оказаться этим местом в моих руках.
— Леди, как можно? Мои глаза выше, между прочим. Ужасно неподобающее поведение, юная леди, ужасно. Придётся наказать Вас самым жесточайшим способом, — всё это в мои приоткрытые губы одновременно с лёгкими касаниями подушечек пальцев к покрытой мурашками коже бедра.
Выше.
Ещё выше, пробираясь прикосновениями под собственную рубашку на моем теле к тазовой косточке, которую обводит большим пальцем, остальные собственнически умостив на краешке ягодицы.
Языком по чувствительному месту за ушком, губами оставляет влажный след, спускаясь к ключице, жаля ту резким чувственным царапаньем зубов, от которого у меня глаза тут же закрываются, а голова сама по себе откидывается чуть назад, чтобы ещё больше ласки до дрожи даже в кончиках пальцев на ногах.
— Ах, одни только обещания. Куда только делись настоящие мужчины, у которых действия не рознятся со словами? — коготками по животу, до края домашних спортивных штанов, нагло подогревая температуру в теле самого потрясающего мужчины в мире до возможного максимума. И ещё немного сверху, когда пальцами пока через ткань обхватываю его твёрдость, несколько раз очень медленно скользнув по горячей длине.
— Иди-ка сюда, Вредина. Даже не пытайся сопротивляться, — рычит мне в губы и резко стягивает со стола, мигом разворачивая спиной, чтобы в следующую секунду я, стоя на носочках, грудью оказалась прижата к мраморной поверхности.
Шлепок.
Ладонь так быстро и внезапно ложится на ягодицу, что я не успеваю сообразить и расслышать звук замаха.
Вскрикиваю — не от боли, я просто не была готова — на что Матвей лишь усмехается и ловит мою руку, которой я тянусь к пылающему местечку.
— Плохие девочки сегодня всё-таки будут наказаны.
Пальцы вокруг моих скрещенных за спиной запястий, рубашка скатывается где-то чуть выше поясницы, обнажая ягодицы, на которые без подготовки ложатся несколько шлепков.
Где-то на третьем я пищу, а после пятого ощущаю танцующие пламенные языки на коже.
Сладко.
Жарко.
Невыносимо прекрасно, когда Матвей вжимается пахом в многострадальные ягодицы и его тяжёлое дыхание трогает мои разметавшиеся волосы.
Так чертовски головокружительно ощущать силу этого мужчину, сдаться в его руки и тонуть в этом чёрном омуте похоти, стоит его пальцам скользнуть по внутренней стороне бедра к влажным от желания складкам.
И он целует меня. Толкается внутрь моего тела языком и пальцами, разрушая последние крохи самоконтроля, за который я отчаянно цеплялась, не желая так быстро падать в эту глубокую пропасть свободного полёта, где я согласна на всё, лишь бы он продолжал.