Черный флаг
Шрифт:
Твоя реакция будет зависеть от того, как близко ты оказался к месту взрыва. Я бы не сказал, что можно привыкнуть к залпу пушек, к тому, как он словно оставляет дыру в твоем мире, но суть в том, что надо очухаться быстро. Быстрее, чем твой противник.
Мы были у берегов мыса Буэна-Виста на Кубе на корабле под командованием человека, известного как капитан Брама, когда на нас напали англичане. Мы звали англичанами любых моряков на бригантинах, несмотря на то, что наша команда состояла в основном из тех же англичан. Я и сам был англичанином по рождению, по духу. Но для пирата это не имело значения. Ты был врагом Его Величества (король Георг
Остаться в живых было важнее.
Этот настиг нас быстро. Мы пытались развернуться и установить расстояние между нами и его пушками с шестифунтовыми ядрами, но он налетел на нас, обрезав нос судна. Фрегат был так близко, что мы могли разглядеть глаза членов экипажа, отблеск их золотых зубов, отблеск серебра в их руках под лучами солнца.
Пушки фрегата дали залп, и по бокам корабля заклубился дым. В воздухе раздался свист стали. Когда ядро нашло свою цель, корпус нашего корабля громко заскрипел. То был дождливый день, но дым пороха превратил его в дождливую ночь. Порох заполнял легкие, мы задыхались и кашляли, пытаясь отхаркнуть эту гадость. Паника и беспорядок на корабле разрастались.
А потом наступило чувство, будто мир вокруг тебя рушится, затем — шок, и начинаются секунды, когда ты гадаешь, может, в тебя попали, и ты умер, и, наверное, вот так и выглядят небеса. Или, скорее всего — по крайней мере, в моём случае — ад. И, наверное, это и впрямь должен быть ад, ведь именно в аду дым, пламя, и боль, и крики. Так что не так уж и важно было, умер ты или нет. В любом случае, ты был в аду.
Когда прогремел первый взрыв, я закрылся руками. Удачно. Я почувствовал, как в руки вонзились осколки раздробленного дерева, которые, не защитись я руками, впились бы мне в лицо и глаза. Сила удара была такой, что я попятился назад, споткнулся и упал.
Они воспользовались книппелем — большим железным зарядом, способным проделать дыру на фактически любой поверхности при нужном расстоянии. Они делали свою работу. Англичанам было незачем брать нас на абордаж. Будучи пиратами, мы старались причинить нашим целям как можно меньший урон. Нас интересовал абордаж и грабеж, который мог длиться несколько дней, если была необходимость. Трудно было грабить тонущий корабль. Но англичане — или именно этот экипаж, по крайней мере — либо знали, что у нас на борту не было ничего ценного, или им было все равно, они просто пытались нас уничтожить и делали это чертовски хорошо.
Еле поднявшись на ноги, я почувствовал, как что-то теплое потекло по моей руке и, когда посмотрел, увидел кровь, сочившуюся от щепки на палубные доски. С гримасой боли я, потянувшись, вырвал из руки деревяшку и бросил ее на палубу. Едва-едва осознавая всю боль, я прищурился сквозь дым пороха и хлеставший ливень.
Английский фрегат проплыл мимо правого борта, и волна ликования прошлась по его экипажу.
Раздались выстрелы и свистки мушкетов и кремневых пистолетов. На палубу дождем полетели химические шашки и гранаты, которые, взрываясь, усугубили беспорядок и повреждения, удушающий дым накрыл нас, как саван. Особенно отличились шашки — они источали отвратительный серный газ, опустивший моряков на колени и превративший воздух в густой черный дым, сквозь который стало трудно смотреть, оценивать расстояние.
Несмотря на это, я увидел его, человека в капюшоне, стоявшего на баке их корабля. Его руки были сложены, он стоял смирно в своем одеянии, всем своим поведением демонстрируя полнейшее безразличие к происходящему вокруг. Я понял все это по его осанке и по глазам, которые блестели из-под капюшона. По глазам, взгляд которых на секунду застыл на мне.
Потом наших противников поглотил дым — корабль-призрак, окутанный туманом из клубов пороха, шипящего дождя и удушающих паров химических шашек.
Меня окружал треск древесины и крики людей. Мертвые были везде, валявшиеся обломки досок были омыты в их крови. Сквозь мусор на главной палубе виднелась вода, заполнявшая нижнюю палубу, а сверху раздался жалобный скрип древесины и разрыв вант. Я взглянул наверх и увидел, что наша главная мачта была полуразрушена цепными ядрами. Мертвый дозорный, большая часть головы которого была снесена, свисал на ногах с марсовой площадки, и моряки уже сдирали канаты, чтобы попытаться отодрать поломанную половину мачты, но они опоздали. Корабль уже кренился, погрузившись в воду, словно толстая женщина, принимавшая ванну.
Наконец, основная часть дыма исчезла, и мы увидели, что британский фрегат возвращался, описывая длинное кольцо, чтобы воспользоваться орудиями правого борта. Но затем удача отвернулась от него. Не успел корабль спуститься под тот же ветер, что разогнал дым, как он стих, и пухлые паруса распрямились, а фрегат остановился. Нам предоставили второй шанс.
— К пушкам! — крикнул я.
Те члены экипажа, что еще держались на ногах, с трудом пробрались к орудиям. Я занял позицию у фальконета, и мы дали бортовой залп, защититься от которого у напавшего фрегата не было возможности, и наши выстрелы нанесли почти такой же урон по ним, какой их — по нам. Настал наш черед ликовать. Поражение обернулось, если не сказать, что победой, то хотя бы удачным побегом. Возможно, среди нас появились и те, кто задумался о том, какие сокровища лежали на борту британского судна, и я увидел пару наших ребят — тех еще оптимистов — с абордажными крюками, топорами и свайками, готовых притянуть корабль и начать бой на корабле.
Их планы разрушило то, что случилось в следующий миг.
— Боеприпасы, — крикнул кто-то.
— Корабль взлетит на воздух.
За этой новостью последовали крики, и я, взглянув со своей позиции у фальконета на носовую часть, увидел пламя у пробоины корпуса. В этот момент с кормы раздались крики капитана, а с противоположной стороны корабля, с полуюта, человек в робе бросился в бой. В буквальном смысле. Он расправил руки, и одним прыжком оказался на леере, а в следующий миг — скачком пересек его поперек.
В какой-то момент в воздухе он — с расправленной робой позади, с руками, вытянутыми, как крылья — напомнил мне об орлах.
Затем я увидел, как капитан Брама упал. Склонившись над ним, человек в капюшоне отстранил руку, и в его рукаве промелькнул скрытый клинок.
Этот клинок приморозил меня к месту на секунду. Языки пламени с горевшей палубы оживляли его. А потом человек в капюшоне вонзил его глубоко в капитана Браму.
Я стоял и смотрел, моя рука держала саблю. Я едва слышал крики экипажа, доносившиеся позади, они пытались потушить огонь, подползавший к боеприпасам.