Черный флаг
Шрифт:
Через пару минут я вновь присоединился к ним: они решили не рисковать в столовой и вместо этого слонялись на ступеньках, напряженно ожидая моего возвращения. Боннет с таким облегчением встретил меня, что позабыл спросить о своем сахаре — придется пока воздержаться от этой роскоши — и, смахнув пот, скопившийся от волнения, с брови, он повел нас назад к проходу и затем вниз во двор, где наши друзья из стражи обменялись взглядами, завидев нас.
— Понятно. Уже вернулись?
Боннет пожал плечами.
— Мы расспросили
— Тогда мы скажем Эль-Тибурону, что вы приходили, — сказал один из стражников.
Боннет одобрительно кивнул.
— Да, пожалуйста; но помните, будьте осторожны.
Стражники кивнули; один даже коснулся пальцем своего носа. С ними наша тайна останется в безопасности.
Позже мы стояли в порту, корабль Боннета был неподалёку.
Я передал ему сумку, которую стащил из комнаты с награбленным в Кастильо. Она, казалось, пришлась к месту — восполнила его потерю сахара. Во мне было и что-то хорошее, знаешь ли.
— Да нет, пустяки, — сказал он, но взял сумку.
— Надолго задержишься? — спросил я.
— На несколько недель, наверное. Затем назад в Барбадос, к скучной семейной жизни.
— Не соглашайся на скуку, — сказал я, — плыви в Нассау. Живи жизнью, какую хочешь сам.
Он уже поднимался по трапу, а его новые члены экипажа готовились к отплытию.
— Я слышал, что Нассау кишит пиратами, — посмеялся он. — Кажется, очень кричащее место.
Я задумался над этим.
— Нет, не кричащее, — сказал я. — Свободное.
Он улыбнулся.
— О боже, вот было бы приключение! Но нет, нет. Я муж и отец. У меня есть обязанности. Жизнь состоит не из одних удовольствий и развлечений, Дункан.
На мгновение я позабыл о том, что принял чужое имя, и почувствовал угрызение совести. Боннет если что и сделал для меня, то только в помощь. Что овладело мною, я не знаю. Вина, наверное. Но я сказал ему:
— Эй, Боннет. Мое настоящее имя Эдвард. Дункан — это прозвище.
— Ааа… — он улыбнулся. — Тайное имя для вашей тайной встречи с губернатором…
— Да, с губернатором, — сказал я. — Кажется, я уже изрядно заставил его ждать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Я направился прямиком к резиденции губернатора Торреса, огромному особняку, расположенному за невероятно высокими стенами и железными воротами, прочь от суеты Гаваны. Там я сказал стражникам:
— Доброе утро. Мистер Уолпол из Англии прибыл на встречу с губернатором. Полагаю, он ожидает меня.
— Да, мистер Уолпол, пожалуйста, проходите.
Проще пареной репы.
Заскрипели ворота — привычный звук в жаркий летний день, и, когда я вошел, то был вознагражден впервые увиденной картиной того, как жили богатеи. Везде росли пальмы, на постаментах стояли короткие статуи, и откуда-то доносилось журчание воды. Контраст с крепостью бросался в глаза, здесь было богатство, когда там — грязь, пышность — вместо мрака.
Пара стражников, пока мы шли, держались на почтительном, но бдительном расстоянии позади, и мой ограниченный испанский позволил уловить некоторые моменты их болтовни: судя по всему, я опоздал на пару дней, судя по всему, я был "асесипо", ассассином, и они как-то странно произносили это слово. Подчеркивали.
Я шел с расправленными плечами и высоко поднятым подбородком, думая только о том, что мне оставалось продлить свою уловку лишь ненадолго. Мне понравилось быть Дунканом Уолполом — я чувствовал себя освобожденным от Эдварда Кенуэя, и нередко я задумывался над тем, чтобы распрощаться с этим именем навсегда. Конечно, я хотел сохранить что-то от Дункана, сувениры, подарки на память: его роба, как минимум, его стиль боя. Его выправка.
Но в тот момент я больше всего хотел его вознаграждение.
Мы оказались во дворе, который отдаленно напоминал тот, что был в крепости, с разницей, что вместо каменистой тренировочной площадки, на которую выходили затененные каменные лестницы, здесь был оазис из статуй, сочной растительности и узорчатых галерей паласио, обрамлявших насыщенно-голубое небо и солнце, медленно горевшее вдали.
Там уже находились двое человек. Оба, прилично одетые, походили на людей высокого класса. Их просто так не обманешь. Рядом с ними стояла подставка с вооружением. Один из них целился пистолетом в мишень, а другой чистил оружие.
Стрелявший, услышав, как я и стражники вошли, обернулся, раздраженный тем, что его прервали. Слегка тряхнув плечами, он успокоился, прищурился по линии пистолета и выстрелил.
Звук раздался по всему двору. Захлопали испуганные птицы. Крошечная струя дыма исходила из центра мишени, которая слегка покачнулась на треножнике. Стрелок с кривой улыбкой взглянул на товарища и получил в ответ приподнятую бровь в знак впечатления — это был язык богачей. Затем они обратили свое внимание на меня.
"Ты — Дункан Уолпол, — сказал я себе, стараясь не стушеваться под их испытующими взглядами. — Ты — Дункан Уолпол. Опасный тип. Ровня. Ты здесь по приглашению губернатора".
— Доброе утро, сэр! — широко улыбнулся тот, что чистил пистолет. У него были длинные седеющие волосы, стянутые сзади, а лицо его говорило о долгом времени, проведенном на морском бризе. — Я правильно понимаю, что вы и есть Дункан Уолпол?
Я вспомнил манеру речи Уолпола. Культурные интонации.
— Верно, это я, — ответил я, и моим собственным ушам это казалось так фальшиво, что я почти ожидал, что человек, чистящий пистолет, наведет его прямо на меня и прикажет стражникам схватить меня на месте.