Черный флаг
Шрифт:
К тому времени прибыл один из моряков с того корабля и передал Торресу то, что выглядело в том смысле подозрительно, что оно могло содержать мои деньги. Не то, чтобы этот мешок выглядел таким же полным, как я надеялся.
— Полагаю, это первая плата в долгосрочное вложение, — сказал Торрес, передавая мне кошель — подозрительно легкий кошель. — Спасибо.
Я осторожно взял его, по весу чувствуя, что мне предстояло больше — и денег, и испытаний.
— Хотелось бы видеть вас при допросе завтра. Загляните около полудня, — сказал Торрес.
Вот и
Торрес покинул меня, и я какое-то время стоял на доке, погруженный в раздумья, и затем собрался уйти. Я решил. Я собирался спасти Мудреца.
Я не знаю, зачем я решил вызволить его. То есть, почему я просто-напросто не взял деньги, которые мне дали, не показал пятки и не уплыл на полных парусах в Нассау на северо-восток? Назад к Эдварду, Бенджамину и радостям "Старой Эвери".
Хочется сказать, что это был благородный порыв, но на нем причина не заканчивалась. Ведь, в конце концов, Мудрец мог помочь мне обнаружить Обсерваторию — прибор, чтобы ходить за людьми по пятам. Сколько отдадут за такую вещицу? Продав ее нужному человеку, я стал бы богатейшим пиратом в Вести-Индии. Я смог бы вернуться к Кэролайн богачом. Так что возможно мною двигала простая человеческая жадность. Если повспоминать — то, пожалуй, смесь и того, и этого.
В любом случае, это было решение, о котором я вскоре пожалел.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Стояла ночь, и стены особняка Торреса были похожи на черную грань под серым беззвездным небом. Свист насекомых достиг апогея, почти заглушая журчание воды и мягкий шелест пальмовых деревьев.
Бегло посмотрев направо и налево, — я пришел в то время, когда стражников не было в округе — я размял пальцы и прыжком забрался на стену, затем припал к ней, чтобы перевести дыхание и прислушаться к каким-либо бегущим шагам, крикам "ЭЙ!" или свисту сабли, выходящей из ножен.
Убедившись, что все было тихо — кроме насекомых, воды и шепота ночного ветра меж деревьев — я спрыгнул вниз по ту сторону, на территорию поместья губернатора Гаваны.
Подобно призраку я пробрался сквозь сады к главному зданию, где я прижимался к стенам по периметру двора. На правом предплечье чувствовалось успокаивающее присутствие скрытого клинка, на моей груди были кобуры с пистолетами. На поясе висела короткая сабля, голова была прикрыта капюшоном. Я чувствовал себя невидимым. Смертельным. Казалось, будто я вот-вот нанесу удар Тамплиерам, и, хотя освобождение Мудреца не было равноценно тому, какой урон мне нанесли их братья, и оно не сравнит счет, это станет началом. Это будет первый удар.
Более того, я узнаю, где находится Обсерватория и смогу добраться до нее раньше них, а этот удар был уже куда значительнее. Больнее. Я думал, насколько им будет больно, пока считал свои деньги.
Мне пришлось искать наобум, где губернатор держал своих штатных пленников, но я угадал верно. Это было небольшое строение, стоявшее отдельно от особняка, я обнаружил высокую стену рядом, и…
Это странно. Почему дверь открыта настежь?
Я проскользнул внутрь. Горевшие факелы на стенах освещали картину резни. Четверо или пятеро мертвых солдат валялись в грязи, с зияющими дырами в горлах и раздробленным мясом в груди.
Я понятия не имел, где держали Мудреца, но одно было вне всяких сомнений: здесь его больше не было.
Я слишком поздно расслышал шум позади, чтобы успеть защититься от удара, но зато меня не вырубили, и я свалился вперед, больно приземлившись в грязь, но сохранив самообладание. Копье вбили в землю, где я лежал. С другого конца стоял удивленный солдат. Я поднялся, схватил его за плечи и отбросил. В то же время я пнул основание копья, выхватил его и проткнул им тело солдата.
Он плюхнулся, как приземлившаяся рыба, нанизанный на палку собственного копья, но я не собирался любоваться видом. Второй солдат уже накинулся на меня, озлобленный так же, как злишься, увидев своего друга убитым.
"А теперь, — подумал я, — посмотрим, всегда ли работает эта штука."
Щёлк.
Скрытый клинок сработал, и я отразил удар стали его клинка сталью своего собственного. Обезоружив его, я разрезал его горло сильным ударом.
Я вытащил меч из-за пояса за миг до того, как встретился с третьим. За ним были двое солдат с мушкетами. Неподалеку стоял Эль-Тибурон, с саблей наголо, но опущенной, он следил за боем. Я увидел, как исказилось лицо одного из солдат, и я узнал этот взгляд — взгляд, который я видел раньше на лицах моряков на палубе корабля, который столкнулся с моим.
Он выстрелил, когда я пронзил солдата передо мной и саблей, и скрытым клинком, пронзив его и, развернув, прикрывшись им одновременно. Его уже мертвое тело вздрогнуло, когда выстрел мушкета попал в него.
Я отпустил свой щит, вытащил кинжал из него, пока он падал, пояса и взмолился, чтобы я попал так же метко, как и всегда, после бесчисленных часов проведенных за бросанием ножей в стволы деревьев дома.
И я попал. Мне удалось вынести не первого мушкетера — тот уже панически пытался перезарядить оружие — но второго, который упал с ножом, всаженным меж ребер.
Прыжком я добрался до того, первого, и нанес удар кулаком в живот рукой с клинком, и он кашлянул и умер на древке. Капли крови бусами описали дугу в ночи, и я, вытащив клинок, обернулся, чтобы отразить атаку Эль-Тибурона.
Но он не напал.
Вместо этого Эль-Тибурон замедлил темп боя, и вместо того, чтобы сразу же атаковать меня, он просто перебросил меч из одной руки в другую и направил его на меня.
Отлично. По крайней мере, много трепаться во время боя мы не будем.
Я зарычал и ринулся вперед, размахивая клинками и надеясь дезориентировать его. Эль-Тибурон не изменился в лице и легко парировал мою атаку быстрыми движениями локтя и предплечья. Он сконцентрировался на моей левой руке, в которой я держал клинок, и, прежде чем до меня это дошло, сабля оказалась выбита из моих пальцев и улетела в грязь.