Черный Гетман
Шрифт:
— Этот кошель у меня отобрали, — Измаил кивнул на туго набитый мешочек из хорошо выделанной кожи с затейливым вензелем. — я его обратно заберу по праву.
— Мне кровавые деньги без надобности, — отрезал Ольгерд.
Шпилер глянул на Сарабуна. Толком не пришедший в себя лекарь долго переводил взгляд с с кошелей на разбойников в соседней комнате. На его лице читалось отчаянье. В конце концов он, собравшись с духом, мотнул головой:
— Лгал римский кесарь, который сказал, что деньги не пахнут. Пахнут, еще и как. Это золото мертвечиной разит. Не могу я взяьб
— В рыцарей поиграть решили? — усмехнулся Шпилер. — Ну, как знаете. Я брезговать не будую Да только не на себя потрачу разбойничье золото. Найму отряд, пойду на службу к князю Куракину, задам жару лиходеям на их же хабар…
Ольгерд, соглашаясь, кивнул. В куче вываленного оружия нашел два пистоля получше и длинный боевой нож. Вручил их Сарабуну:
— Оружие возьми, лекарь, не отпирайся. Тебе оно пригодится. Сам же возвращайся на Куреневку, теперь мне не до тебя.
Сарабун кивнул с неохотой, но трофеи принял.
— Что дальше? — спросил Шпилер.
— Ты оставайся, — ответил Ольгерд, — зови в хату воеводиных людей, сдавай им разбойников. И почет заработаешь и награду получишь — для Куракина пойманный лях, что с ворами в одной шайке, будет что масло на сердце. А у нас дела еще есть. Поехали, Измаил.
— Куда? — поинтересовался молчавший все время египтянин.
— Как куда? — удивился Ольгерд. Сперва в Кожемяки, где разбойничьи кони, а оттуда дальше по следу Дмитрия.
— Почему же не к Радзивиллу, как раньше решили?
— Радзивилл никуда не денется, а здесь у нас след горячий.
— Но есть еще и третья ниточка…
— Какая же?
— Щемила, который скачет сейчас на Сечь.
— А толку нам с того? Сечь совсем в другой стороне, да и Щемила нам без надобности, когда Душегубец где-то рядом…
— Не верно рассуждаешь, — покачал головой Измаил. — Сам посуди: Душегубец, после неудачи в Кирилловской церкви, начал убирать всех, кто знает о Черном Гетмане. Значит этот кобзарь, за которым послан Щемила, входит в их число. Тем более, что поехал за ним главный подручный, которому, как я понял, поручаются все дела особой важности.
— А ведь верно меркуешь, — кивнул Ольгерд. — Куда отправился Душегубец, нам неведомо — у волка сто дорог, а у охотника всегда лишь одна. А вот куда сейчас скачет Щемила, мы знаем. И опередить его можем легко. Если, конечно, в гавань поспеем, пока барка не отошла…
Собрались вмиг. Отдохнувшие кони, распугивая прохожих ураганом неслись вниз по спуску, так что оказались в почайнинской гавани не успев толком опомниться. Слава богу, успели — барка, которую киевские казаки отправляли на Сечь, покачивалась у берега под настырные крики чаек, подставляя высокий борт под шлепки днепровской волны.
Барка с тихим шелестом рассекала днепровскую воду. По левому берегу, сколько мог достать взгляд, простиралась ровная как стол, заросшая лозняками равнина с болотцами, протоками и озерками, перемежавшимися кое-где заливными лугами. Справа, вырастая чуть не из воды, стеной вздымались крутые, поросшие лесом холмы с цепью сигнальных
Небо было чистым, а луна настолько яркой, что после Триполья, их старший, жалея время и силы гребцов, приказал при попутном ветре идти под парусом по ночам. Луна на Днепре оказалось особой — большой, круглой, выпукло-сочной и густо-оранжевой, словно редкий плод померанец, виденный им в зимнем саду у одного из литовских магнатов.
За спиной раздался шорох. Ольгерд обернулся. Из трюма высунулась знакомая голова. В свою очередь узнав Ольгерда, Сарабун тут же нырнул обратно. Даже на третий день пути лекарь не рисковал попадаться Ольгерду на глаза. Почти сразу после отплытия Ольгерд обнаружил своего невольного спутника чудом просочившимся на борт и разозлился настолько, что едва не выбросил его в сердцах прямо в Почайну. Отговорил Измаил. Сослался на то, что уроженец Бердичева вряд ли умеет плавать, без денег пропадет, а даже если не пропадет и вернется на Куреневку, то по неуемности собственного нрава и вспыльчивости куреневского кошевого, долго при Моляве в лекарях не продержится.
Из трюма, где прятался Сарабун, послышались встревоженные голоса: один что-то просил, другой вроде бы от чего-то отговаривал. Вскоре на палубу поднялся Измаил. Египтянин сел прямо на доски, откинулся спиной к фальшборту, сбросил капюшон и, откровенно наслаждаясь, подставил безволосый череп прохладным струям ночного ветра.
— Если бы вместо елей и дубов здесь росли бы пальмы, — сказал он, подняв глаза к луне, — то эти места ничем бы не отличались от долины моего Нила. Такая же широкая, медленная река, большое небесное светило, яркие, бессчетные звезды. Только вот Млечный путь у нас не висит над самой головой.
— Здесь его называют Чумацкий шлях, — ответил Ольгерд.
— У каждого народа для созвездий свои названия, — кивнул Измаил.
— Самое время тебе рассказать, кто вы такие и зачем вам казацкая реликвия, — ответил чуть резко Ольгерд. Отдохнув и придя в себя после безумной гонки последних дней, он хотел получить, наконец, ответ на отложенные в спешке вопросы. — Не знаю. что там у вас за община такая, но за все время, начиная с того дня, когда мы встретились, я не разу не замечал, чтобы ты не то, что молитву прочел, — просто на церковь перекрестился…
— В наблюдательности тебе не откажешь, — не смутившись, улыбнулся Измаил. — Ты прав. Я, как и мои братья — не христианин. Мы служим богу столь древнему, что в сравнении с ним ваш Христос — неразумное дитя, иудейский Моисей — нерадивый школяр, нахватавшийся верхушек тайных знаний, а пророк Мухаммед и вовсе одержимый видениями вождь разбойников-пастухов.
— Что же это за бог такой? — спросил Ольгерд. — Сам он, хоть и был крещен в православии, право других исповедовать веру иную уважал, считая что каждый должен блюсти обычай своего народа и своих отцов.