Черный Гиппократ
Шрифт:
Доктор оглянулся на фельдшера, улыбнулся ему и подмигнул.
Наконец фельдшер нашел то, что искал, — упаковку жвачки… Вскрыл ее, предложил жвачку Вике. Но девушка отказалась.
Фельдшер глянул на Нестерова:
— Вам не предлагаю. Может, вредно… — и принялся жевать, расслабился в кресле — вытянул длинные ноги вперед, насколько позволял салон.
Машина сбавила ход и повернула.
Вика сказала:
— Кажется, приехали…
Нестеров посмотрел вперед — через кабину, через лобовое стекло.
Свет фар вырвал из темноты дворик больницы, закрытые ворота гаража, беседку, сквер, фасад здания с колоннами,
«Санкт-Петербургский горздравотдел,
Клиническая больница № 66…
Кафедра судебной медицины…»
Доктор повернулся к фельдшеру и засмеялся:
— Смотри, смотри! Третья шестерка нацарапана!.. Ну — артисты!..
Скрипнув тормозами, машина остановилась у крыльца приемного покоя.
Глава третья
Врач «скорой помощи» легко взбежал по крыльцу и вошел в приемный покой. Нестеров и Вика вошли за ним в подъезд. Вика открыла перед Владимиром двери — тяжелые, высокие и скрипучие. От девушки приятно пахло лавандой. Нестеров поймал себя на том, что только сейчас обратил внимание на этот запах. И подумал: значит, действительно, полегчало. Закралась в сознание мысль: может, они поторопились вызвать «скорую помощь», может, опасность не так велика, как показалось во время приступа?.. Нестеров успокоил себя тем, что в последний момент он вполне может отказаться от госпитализации, а если и госпитализируют, то он потом может отказаться от операции, никто не будет оперировать его без его согласия…
Когда они вошли в приемный покой, услышали сильный запах карболки. Владимир подумал, что почему-то этот запах бывает только в старых больницах — въедливый, неистребимый, как запах формалина в анатомичке. В новых больницах этот запах был совсем другой.
Они вошли в кабинет, в котором никого не было, кроме доктора, доставившего их. Доктор говорил с кем-то по телефону — кажется, со своим диспетчером. Доктор указал глазами Нестерову на кушетку.
Нестеров сел, осмотрелся. В помещении были очень высокие, как в зале ожидания на вокзале, потолки. Запыленные лампочки, лепнина, едва уже различимая под многими слоями побелки, крашеные холодной синей краской (какая была на складе) стены, стол дежурного врача с графиками под стеклом, обязательные графин и стаканы, подтекающий кран в углу, старая ширма, отгораживающая другой угол…
Владимир вздохнул. Он — врач… впервые был в положении больного. Впрочем всякий врач рано или поздно попадает в это положение, ибо ничто человеческое врачу не чуждо…
Вика присела рядом. Тронула его за руку. От нее уже не пахло лавандой. Запах карболки способен перебить все остальные запахи.
Вика участливо заглянула ему в глаза:
— Ну, как вы?
— Кажется, отпустило. Но… наболело место…
— Я понимаю, — кивнула девушка и опустила голову.
Нестерову показалась интересной мысль насчет врача, которому ничто человеческое не чуждо… Семь лет уже прошло, как он закончил институт. Плюс шесть лет обучения… И все эти годы Нестеров был по ту сторону боли, болезни. Он видел проблему со стороны студента, потом — врача. И вот теперь он перешагнул грань и предстал в новом качестве — в качестве пациента… Ничего хорошего, конечно, это ему не сулило. Но уж так распорядилась судьба. И это надо было принимать, претерпеть… Надо было пройти свой путь, по возможности не теряя достоинства — человека и врача, — даже когда сильно болело, даже когда боль заставляла тебя корчиться, даже когда тебя выворачивало наизнанку… Чтобы потом… Как говорится: тот не генерал, кто не был солдатом! Во всем — даже в несчастье, обрушившемся на тебя, — можно отыскать нечто рациональное, хоть крупицу…
— Не болит? — опять спросила Вика.
— Ты очень большая, — улыбнулся ей Нестеров. — Я бы без тебя совсем пропал.
Она тоже улыбнулась:
— Не смейтесь надо мной…
Врач кончил говорить по телефону и теперь прохаживался из угла в угол, тихонько ворча и нетерпеливо поглядывая на часы.
Владимир обратил внимание на его не первой свежести халат. Врачей «скорой помощи» называют извозчиками: везу туда, везу сюда… У них работа не сахар, напрасно над ними насмехаются….
Владимир вернулся к прерванному размышлению… А что — в самом деле! Это любопытно взглянуть на медицину со стороны. И сделать выводы. Эти выводы, наверняка, будут не лишними в дальнейшей практике…
Нестеров решил скрыть, что он врач.
Дверь открылась, в комнату вошла полная женщина лет пятидесяти:
— О, у нас гости!..
Она села за стол, пробежала глазами сопроводительный лист. Подняла глаза на врача «скорой помощи»:
Ваша фамилия написана неразборчиво…
— Смирницкий… — врач подписал свою фамилию в скобочках. — Я могу ехать?
— Да, мы уж теперь сами…
Доктор Смирницкий, проходя мимо Вики, тронул ее за плечо:
— Могу подкинуть, девочка.
Вика покачала головой:
— Нестеров подтолкнул ее:
— Езжай. А то Артур, действительно, приревнует.
— Он не такой, — ответила Вика, но пошла за врачом к выходу. — Удачи вам, Володя!..
Врач приемного покоя подошла к Нестерову:
— Ложитесь на кушетку… Головой сюда… Ноги подтяните, расслабьте живот…
Она ощупала Нестерову живот, посмотрела язык, склеры, сунула ему термометр под мышку. Вернулась к столу, принялась писать. Спустя пять минут набрала номер телефона:
— Давид Яковлевич, спуститесь, пожалуйста, в приемное. К вам пациент…
С улицы зашел средних лет мужчина, сложил мокрый зонт:
— Хотелось бы поговорить с дежурным врачом.
— Слушаю вас… — отозвалась женщина, не отрываясь от кучи бумаг.
— Я бы хотел… с мужчиной… — замялся посетитель. — Мне неловко, извините…
Врачиха понимающе кивнула:
— Сейчас Блох спустится, он вас посмотрит, — она повернулась к Нестерову. — Раньше у вас были приступы?
— Такой сильный — первый раз… Но уже отпустило… — Владимир поймал себя на том, что уже думает, как будет сейчас возвращаться домой — будто уже отказался от госпитализации.
— У меня тоже такое бывало. Однажды приступ длился целую ночь, а под утро перестало. Собралась на работу, муж — ничего не говорит, все нормально. А в автобусе на меня люди косятся. Думаю — почему? На работу прихожу, а мне говорят: Люся, да ты вся желтая!.. Я — к зеркалу. Глядь — и правда, вся как желток… Полдня под системой пролежала, спазмолитиками напичкали, и все прошло. С тех пор — несколько лет уж — ничего подобного не случалось…
В приемный покой вошел молодой доктор — черненький, в очках, с большими и левантинскими глазами. Поглядел сначала на Нестерова, потом на мужчину с зонтом: