Черный Гиппократ

Петров Алексей Николаевич

В этой коммуналке были еще две комнаты. В одной жили пожилая женщина и ее внучка — Вика, совсем юная девушка. В другой… Других соседей Владимир даже не видел. Он только знал, что это молодая пара, которая работала в геологоразведке. Они по полгода не выезжали из Тюменской области…

Владимир Нестеров был коренной москвич, врач. Но так сложилась его судьба (а может, пока не сложилась), что он вынужден был многое изменить в своей жизни. Его брак со Светланой, казавшийся крепким, распался, едва они отметили восьмилетний юбилей. Они мечтали о детях, но Бог не дал детей. Бесплодный брак… Обследование показало: Светлана не может иметь детей. Владимир держался достойно и, возможно, ничего бы не стал менять в своей жизни, но Светлана настояла на разводе; она сказала: почему должны страдать двое? И она, наверное, была права: Владимир мог создать новую семью. Чувства, которые были, любовь, которая

не умерла, при взаимности в расчет не шли. Иногда, чтобы создать новое, приходится разрушать немало старого… Разошлись по тихому, с горечью утраты, с сожалением. Не сложилось… Подали документы на размен квартиры. Размен был непростой. Однокомнатную квартиру в Москве Владимир уступил Светлане, а сам переехал в Питер. И вот — комната в коммуналке. Даже с мебелью и доплатой. И с хорошими соседями. В старом доме на канале с видом на православный собор. Именно в таком доме когда-то жил Пушкин. Юная прелестница Вика так и говорит: дом где-то неподалеку. Она даже обещает сводить к нему Владимира. И, возможно, уже сводила бы, но Владимиру все недосуг. А когда он мог бы позволить себе такую прогулку, Вики либо не было дома, либо к ней приходил Артур — паренек ее возраста и круга. У них, кажется, была любовь. Самая нежная — первая… Артур нравился Владимиру — хороший серьезный парень. Такие ребята — редкость в наши времена. И нравилась Владимиру Нестерову Вика — открытая добрая душа. Они дружили по-соседски… Конечно, в отцы Владимир Вике не годился, а вот в старшие братья — в самый раз. Он ей так и говорил. А она смеялась. Потом рассказала, что родители ее разошлись, когда она была совсем ребенком. Родители создали вскоре каждый свою семью, а маленькую Вику оставили бабушке. С каждым годом все реже…

Душа…

У Владимира тяжело было на душе. Осенняя ночная мгла, что текла по каналу, что окутала храм и мрачно смотрела из окон дома напротив, норовила поселиться у Владимира в душе. Все у него было плохо в последнее время: развелся с женой, которую любил… и жалел, оставил город, в котором родился и прожил долгие годы, оставил друзей, хорошую работу… Оставил все… И вот он здесь! Уже месяц в этом прекрасном, но все еще чужом городе, в коммунальной квартире, в комнате со старой мебелью, со шкафом-гаражом, в котором висят сиротливо два костюма, джинсы и свитер… Он ищет работу, но пока не находит — не находит работы по душе. То предлагают не то, то предлагают не столько, то слабая база, то главврач — напыщенный индюк и идти в подчинение к такому — то же, что подставлять голову под дамоклов меч… Отсюда масса отрицательных эмоций…

Владимир стоял у окна и невидящим взглядом смотрел во мглу. Моросил мелкий нудный дождь. Струи воды беззвучно сбегали по стеклу…

А тут еще прибавилась новая печаль: Владимир вдруг стал «чувствовать» свое правое подреберье. Тяжесть, иной раз — дискомфорт. Неделю назад боль стрельнула в правую подвздошную область — как при аппендиците. Владимир даже и грешил вначале на аппендикс. Но потом догадался: шалит желчный пузырь. Владимир обследовался однажды. УЗИ показало повышенную эхогенность желчи. Это значит — возможность образования камней… Год назад был даже легкий приступ. Но «легкий» — это только так говорится. На самом деле Владимир готов был на стену лезть от боли и, кажется, даже лез. Он искал щадящее положение. Но не находил… Светлана не могла видеть его мучений и вызвала «скорую помощь». Машина приехала через двадцать минут. Дверь врачу и медсестре открыл сам Владимир — к этому моменту боль в правом подреберье внезапно прошла. Владимиру даже было неудобно перед коллегами, будто он устроил им ложный вызов. Врач сказал: «Мы привыкли, что больной встречает нас лежа в постели». Владимир рассказал им про приступ. Доктор пропальпировал живот: «Наверное камешек прошел… Судя по всему, у вас желчно-каменная болезнь, молодой человек. Обследуйтесь, лечитесь…» И Владимир обследовался: камешки были. Время от времени они сходили. Совсем маленькие — почти не чувствовались, покрупнее — давали ощущение тяжести вверху живота. Десять, пятнадцать минут, полчаса… потом все проходило. Владимир даже перестал пугаться этих ощущений. Он свыкся с мыслью, что у него временами по желчным путям проскакивают мелкие камешки. Но иногда посещала «черная» мысль: а если пойдет камешек покрупнее?..

И вот сегодня… минуту назад… вдруг прихватило. Сначала заныло под печенью, потом в это место будто сунули кулак. И кулак этот начал быстро расти, давить… Вот они, отрицательные эмоции — спровоцировали приступ!..

Владимир на внезапно ослабевших ногах отошел от окна и ничком лег на диван. Боль нарастала… Владимир, простонав, повернулся, лег навзничь. Но боль не отпускала… Он повернулся на левый бок. Стало еще хуже.

Таких мощных приступов у него еще не было, даже тот первый не шел ни в какое сравнение. Руки стали бледны, задрожали мелко-мелко, холодный пот покрыл лоб, появился озноб. Владимир занял положение полулежа — так как будто стало легче, однако ненадолго. И уже не кулак, а, наверное, целое конское копыто давило изнутри живота. Даже трудно стало дышать. Владимир поднялся с дивана. Едва не валясь на пол, он попробовал выставить вперед левое плечо, потом правое — так он сделал несколько вращательных движений, которые, по его мнению, могли помочь камню продвинуться. Верно говорят, камень надо «родить»… Владимир проглотил таблетку но-шпы, подошел к стене, вскинул на нее руки и стоял так пару минут, обливаясь потом, вздрагивая. Он видел себя в зеркало и не узнавал. Он был бел, как лист бумаги…

Камень видно застрял и никак не хотел «рожаться». Владимиру стало страшно. Мгла все-таки проникла к нему в душу, в сердце…

Он открыл дверь и направился к телефону. Пять-шесть метров, какие ему предстояло пройти, представлялись Владимиру сейчас значительным расстоянием. Он так ослаб, что каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. Владимир застонал и остановился, прислонился спиной к стене… Переждал так несколько минут, надеясь собраться с силами. Владимиру казалось сейчас, что жизнь кончилась, ибо боль все нарастала…

Из кухни выглянула Вика. Лицо ее сразу приняло испуганное выражение.

— Что с вами, Володя?..

Девушка подлетела к нему.

Нестеров видел ее сквозь толщу мутного стекла. И голос ее едва пробивался сквозь шум у него в ушах. Белый шум: ш-ш-ш… Нестеров хватал воздух открытым ртом.

— Вам плохо! На вас лица нет… — голос девушки был звонкий, как колокольчик, но Владимир почти не слышал его.

Появилось некое смутное сознание. Владимир едва ли соображал, где он и кто он. Владимир думал сейчас только о телефоне — телефон зачем-то был нужен ему. Владимир медленно съезжал по стене на пол. Вика пыталась удержать его:

— Я вызову «скорую»!.. Володя… не закрывайте глаза… я боюсь… бабушка…

Нестеров видел, как Вика метнулась к телефону, как она набирала номер, а дрожащий палец ее срывался с диска… Потом в прихожей почему-то появилась Светлана, которой быть здесь никак не могло, потому что она была в Москве. Запахло уксусом, что-то влажное коснулось лба… Владимир поднял глаза… Оказывается, это была не Светлана, а бабушка Вики. Женщина вытирала ему лицо…

Потом эта пожилая женщина и Вика, подхватив Владимира под мышки, тащили его в комнату и укладывали на диван. Владимира убивала невероятная неописуемая тупая боль. Эта боль уже была не в нем, а где-то снаружи. Над ним. Да, боль была над ним. Она нависла, как скала, и грозила раздавить его. Но он уже не боялся, он даже ждал — когда же боль раздавит его и принесет смерть. Желанную смерть, дающую облегчение…

Однако смерть не приходила, и скала не обрушивалась на него. Наоборот, боль как бы отдалилась, хотя и не ушла совсем. Возможно, начала действовать но-шпа, или все же продвинулся камень… Сознание прояснилось.

Владимир обнаружил грелку у себя на животе. Рядом на стуле сидела бабушка Вики и вытирала полотенцем, пахнущим уксусом, Владимиру лоб. Вика, испуганная и тихая, стояла у него в головах.

— Вам стало легче — спросила пожилая женщина.

Вика нагнулась над ним, он видел ее лицо перевернутым. Девушка сказала:

— Мы вызвали «скорую помощь». С минуты на минуту будут… Потерпите…

Владимир чуть приметно улыбнулся ей — краешками губ.

— Похоже на желчные колики, — сказала опытная бабушка Вики. — Рановато вам вообще-то обзаводиться хворобой… Но все еще может пройти. Так случается: вроде схватит болезнь, а потом исчезнет бесследно. В организме идут какие-то процессы…

Владимир молчал. Он был согласен с ней. В организме всегда идут какие-то процессы. И хотя мы говорим: «Я! Мой организм!..», но собственного организма, по существу, не знаем. Что в нем происходит, почему — сплошные потемки. Человек прислушивается к своим ощущениям, обращается к современной науке, но даже с этим светочем в руке — с наукой — остается таким же темным и невежественным, как тысячу и две тысячи лет назад.

Глава вторая

В прихожей раздался звонок.

— Это «скорая»! — Вика подхватилась с табуретки и упорхнула открывать дверь.

Через минуту в комнату Нестерова вошли два крепких парня в белых халатах. Кто из них врач, а кто фельдшер или санитар, сначала невозможно было понять. У одного был металлический чемоданчик в руке. Этот, наверное, был фельдшер. А другой — врач.

Владимир перевел на врача глаза.

— Ну, и что случилось? — спросил тот.

— Кажется, камешек пошел…