Чёрный хребет. Книга 3
Шрифт:
— Спокойно, — подтверждает Хума.
Кто из этих двоих — наш домашний питомец? Хума по крайней мере разговаривает.
Ползаю на корточках и выискиваю тварей, которыми можно поживиться. Девочка следует моему примеру, но перемещается на четвереньках: опираясь ладонями и ступнями. Теперь мы вдвоём лазим по двору и заглядываем под камни. Хума сидит по центру, отрастив на голове огромное ухо.
— Вон, — говорю.
Огромный чёрный жук деловито идёт через двор. Неспешно, словно осматривает собственные владения. Жук-рогоносец,
Девочка оборачивается и одним быстрым движением поднимает жука в воздух. Тот смешно болтает лапками, потеряв контакт с поверхностью. Они не ядовитые, не умеют кусаться, абсолютно безобидные. Идеальная жертва для Хумы.
— А теперь, бросай, — говорю.
Но вместо того, чтобы бросить жука летучей мыши, девочка засовывает его в рот и откусывает половину чёрного тельца. С неприятным хрустом туловище разделяется, прозрачные внутренности повисают на губе девочки. От неожиданности и отвращения меня кривит, но я продолжаю сидеть со спокойным лицом, будто ничего не произошло.
— Ах ты грёбаная паскуда! — вскрикивает Хума.
Она ничто так хорошо не запоминает, как возмущение окружающих людей. Смотрит на девочку с недовольным видом: с её точки зрения, у людей есть своя собственная, дурацкая еда. А жуков нужно оставить ей.
— Нет-нет, мы тут не едим такое, — говорю и пытаюсь отобрать у неё жучиное лакомство. — У нас в деревне питаются исключительно эстетичной пищей.
Пусть это и ценный источник белка, который нельзя упускать человеку, питающемуся подножным кормом, но у нас в Дарграге достаточно мяса. Мы его даже экспортируем. К тому же это не дело — объедать летучую мышь. Хума сидит с таким видом, словно она только что нажила смертельного врага.
Никто не смеет трогать её жуков.
Никто.
— Вот так, — говорю. — Отдай это туловище мне.
Забираю у девочки остатки насекомого и бросаю их Хуме. Надеюсь, это хоть немного снизит недовольство летучей мыши. Собственным рукавом вытираю малявке руки и лицо, сдерживаюсь, чтобы не выдать рвотных позывов. Она не должна видеть отвращение к ней в новой семье: полагаю, подобного было достаточно в её родной деревне.
Неужели все порабощённые жители Гуменда такие же дикие, как она?
У нас хотя бы маленькая девочка. Старику Рагпатту приходится воспитывать девятилетнего буяна и он с каждым днём всё больше склоняется к тому, чтобы выгнать пацана из деревни и пусть выживает как хочет.
— Вот ты где, — произносит моя родная сестра.
Цилия с крайне недовольным видом выходит из дома, берёт девочку за руку и ведёт обратно. Она сейчас в таком возрасте, когда все окружающие люди кажутся тупыми, а каждая проблема раздувается до катастрофы.
— Говорила же, не уходить из-за стола, пока всё не съешь. И на этот раз ты будешь пользоваться столовыми приборами.
Всю жизнь она была самой младшей в семье и теперь почувствовала
— Цилия, — говорю ей вслед. — Я не видел тебя вчера на стадионе.
— Нечего мне больше делать, как палками махать.
— Каждый второй день у нас проходят упражнения для ума и они обязательны для всех, а не только для воинов. Так что завтра ты придёшь на поле, и придёшь раньше всех.
Таких глубоко закатанных глаз не встретишь даже в фильме ужасов.
— Ладно, — заявляет.
— Шоколадно. Не заставляй меня приходить в дом и тянуть тебя связанной.
Не допущу такого, чтобы моя собственная сестра осталась безграмотной. Обе уходят обратно в дом, а я остаюсь на улице с Хумой. Трудно быть самым старшим братом в семье. Приходится заниматься воспитанием тех, кто этого совсем не хочет.
— Хорошо тебе, что ты летучая мышь, — говорю. — И тебе не нужно заниматься подобными вещами.
— Паскуда, — повторяет Хума.
Иногда она разговаривает ругательствами, а иногда ползает по дому и повторяет «я тебя люблю», «я тебя люблю», не обращаясь ни к кому конкретно.
Сначала мне кажется, что Хума затаит обиду на девочку из Гуменда. Но на следующее утро с рассветом я выхожу из дома, чтобы выполнить долг организма и немного посидеть в туалете, поразмышлять о смысле жизни. И вижу двух лучших друзей.
Хума ползает в траве, сводная сестра ползает в траве, оба выискивают жуков и пожирают их на пару. Я ошибался, они не кровные враги: теперь это два самых близких на свете существа, объединённые общими пищевыми предпочтениями.
Причём не просто охотятся вместе, но ещё и делят добычу, обмениваются ею, оценивают вкусовые качества. Девочка откусывает половину отвратительного вида зелёной гусеницы, протягивает другую часть летучей мыши и та доедает. Затем Хума воплем оглушает бабочку, откусывает немного, а остальное подталкивает своей напарнице. Настолько погружены в своё занятие, с настолько серьёзным видом вкушают пищу… прямо клуб жучиных дегустаторов, жучиные сомелье.
— Всё, хватит, — говорю. — Нечего детей дурному учить.
Даже не знаю, кому именно я это говорю.
— Я запрещаю тебе есть жуков, слышишь? — спрашиваю.
Опускаюсь на одно колено рядом со сводной сестрой и изображаю жестом, будто кладу в рот жука, затем выбрасываю и щёлкаю себе по носу. Должно быть, кота проще выдрессировать, чем одичавшего человека, пусть и такого маленького.
— Мы больше не в Гуменде и жуки не входят в наш ежедневный рацион. К тому же, мы тут едим за столом и моем руки перед приёмом пищи. Красной жемчужины у тебя нет, какие были у твоих сородичей, так что ты легко можешь отравиться или подхватить инфекцию.