Черный хрусталь
Шрифт:
С круглой мушкетной пулей мы провозились два часа. В конце концов, зашив рану и наложив лубки – оказалась задета кость, – мы вернулись к столу. Мооле, накачанный вином по самую макушку, спал в складной походной кровати, придвинутой поближе к теплу очага. Посмотрев на свой хронометр, я выпил стакан вина и свалился прямо там, на второй койке, принесенной слугами. Засыпая, я слышал, как Эйно и Доул невозмутимо рассуждают об изменении ставок.
А утром к нам явился парламентер.
Я как раз заканчивал перевязывать стонущего – не столько от боли, сколько с похмелья – Мооле и подумывал о скором завтраке, как в ворота сильно грохнули и чей-то сиплый голос завыл на западном диалекте:
– Эй, в крепости! Эй, отвечайте! Спите там, что ли?
Через некоторое время ему ответил голос Даласси:
– Что надо?
Я завязал на Мооле последний узелок, еще раз предупредил его, что вино – только после завтрака, и поспешно выбежал из башни. Посреди двора стояли Даласси, Визель и Эйно с лукаво-задумчивой, совершенно плутовской миной на лице.
– Говорить надо! – крикнули за воротами.
– Говори, – разрешил Даласси.
– Эй, там, – теперь заговорил другой, и мне показалось, что я слышу голос Брорила, – давайте без болтовни. Визель, ты меня слышишь?
– Слышу, – темнея лицом, отозвался барон.
– Давай так – или ты отдаешь мне Череп и вы уходите вдоль побережья куда хотите, или я разнесу ваш свинарник артиллерией. Ты знаешь, что я не люблю шутить…
«Брорил, – понял я. – Точно он, гад… ну, попадись ты мне на прицел!»
Я испытал страстное желание забраться в боковую башенку и снять эту мразь – прямо сейчас, пока он еще не спрятался в лесу. Но вряд ли Эйно разрешил бы мне подобную выходку, а без его слова я действовать не мог. Мне оставалось только стоять и слушать, что он там гундосит.
– Что он говорит? – тихо переспросил меня Эйно.
– Он обещает разгромить нас пушками. Предлагает отдать ему Череп и уходить вдоль берега.
– Ага…
Выражение лица князя совершенно не изменилось, оставаясь все таким же дурашливым, словно он вообразил себя клоуном.
– У меня тут тысяча человек, – продолжал тем временем Брорил. – Я буду ждать полчаса: если ты не передумаешь, то можешь молиться – живыми вам отсюда не уйти.
– А если обстрелом ты разрушишь Череп? – вдруг спросил Визель.
Ответом ему был хохот.
– Не смеши меня, Визель. Его не разрушишь и прямым попаданием ядра. Я найду его, где бы ты его ни спрятал, – я буду искать его год, но я его найду. А ты сдохнешь. Ты хорошо меня понял?
– Вполне…
Визель нахмурился и посмотрел на нас. Эйно покачал головой.
– Наверх, – сказал он одними губами.
Поняв, что он задумал, я бросился по узкой лестнице. Крутые высокие пролеты показались мне невыносимо долгими, хотя я бежал так быстро, как только мог. Оказавшись в нашей «огневой мансарде», как обозвал ее Шейл, я упал возле бойницы и схватился за ружье – но тут же со стоном опустил его на мешок песка. Переговорщики исчезли, я не видел даже шевеления кустов за их спинами. По всей видимости, нападавшие хорошо усвоили преподанный им урок – вся орава скрывалась глубоко в лесу, не рискуя показываться на опушке и попасть под выстрел азартного Шейла, который постоянно лежал с биноклем у бойницы, надеясь отыскать парочку любопытных. Но за утро ему еще не попалось ни одного.
– Как же ты этих пропустил? – раздраженно спросил я. – Почему не стрелял?
– Их увидел хозяин и велел не трогать, – пожал плечами Шейл. – Кто здесь командир – ты?
– Пока я, – услышал я за спиной голос Эйно. – Не буйствуй, Мат, я действительно был здесь и приказал ему пропустить парламентеров. Думал, они скажут что-то дельное.
– Там был Брорил! – взвыл я, страстно желая вцепиться зубами в приклад своего карабина.
– Я видел, – спокойно отозвался Эйно. – Ничего, он свое получит. Если не удерет, конечно, но на все воля предержателей. Он не врет насчет пушек.
– Что-о? – изумился я.
– Они действительно приволокли сюда осадную артиллерию, но зря все это. Для того, чтобы стрелять по нам, мортиры придется подтаскивать прямо ко рву. Эти болваны не учитывают дальнобойность нашего оружия, а зря. Старый мушкет из дерьмовой стали кое-как бьет на сто шагов, а наш карабин – на триста. Про штуцера и «перечницы» я уж не говорю.
– Кажется, они уже начали, – перебил его Шейл. – Вот дела, никогда еще такого не видел! Ну и чудище… они что же, станут лупить из этой чертовой ступы? Чем – ведрами с помоями?
– Нет, – ответил Эйно, внимательно глядя в бинокль, – это бомбомет. Дело плохо, ребята. Эй, – заорал он, высунувшись в бойницу, насколько это было возможно, – все в укрытия! В укрытия, святые и грешники! Сейчас тут начнется!
В лесу, на расстоянии полутора сотен шагов от стены замка, и впрямь происходило нечто неожиданное. Несколько десятков монахов, напрягая все силы, тянули на канатах огромный черный ствол, короткий и толстый, действительно напоминавший по виду ступу-крупорушку. Другие тащили раму, собранную из нескольких дубовых брусьев, соединенных меж собой грубыми коваными уголками. Очевидно, она должна была послужить лафетом. Но и мортира была не одна. Вскоре после того, как раму установили на ровном месте, правее от ворот из листвы появилось еще одно чудище. Я прикинул расстояние: отсюда штуцер должен был достать расчеты. Но нападавшие, видно, оказались умнее, чем я думал: едва лафетные рамы встали на место, вокруг них появились толстые деревянные щиты, окованные железными полосами.
– Щиты защитят от стрел, – прочел мои мысли Эйно. – От мушкета, даже, может быть, от карабина – на такой дистанции. Но от этого, – он встал к «перечнице» и принялся наводить ее на цель, – от этого спасет только броня.
– Жаль, что мы не захватили с собой легкую артиллерию, – мечтательно заявил Шейл, – у нас в корпусе были чудные пушечки, которые кидали небольшие, с кулак, бомбочки, набитые картечинами. Хорошее дело, особенно если полоснуть по наступающей пехоте!
– Артиллерия нам не понадобится, – хмыкнул Эйно, – и они в этом убе…
Договорить он не успел: в глубине леса – так мне показалось, – вдруг ослепительно полыхнуло, и во двор крепости влетело начиненное порохом ядро, разорвавшееся с оглушительным грохотом. Полетевшие во все стороны осколки буквально смели со стены неосторожного солдата, который почему-то не спрятался в одной из башенок. Помощь ему была не нужна: бледнея, я видел, во что превратилась его грудь – осколок выворотил ему ребра, превратив легкие и сердце в кровавые лохмотья.
– Вьен! – выкрикнул Шейл. – Это же Вьен! Как же…