Черный Ключ
Шрифт:
Притворившись, что выхожу из библиотеки, я резко сворачиваю налево и проскальзываю за полки. Тихая, словно призрак, я добираюсь до «Размышлениях Кадмиума Блейка о Перекрестном Опылении», и пробираюсь в тоннель. Я нахожу лестницу и быстро по ней взбираюсь. Приглушенные голоса говорят мне, что мои подозрения были верны.
Я добираюсь до двери в кабинет и шокировано застываю от внезапного смеха.
— Ох, Оникс, — говорит герцогиня. Тишина, а затем безошибочные звуки поцелуев.
Герцогиня.
— Я устала от этого фарса, — говорит она.
— Я знаю, — отвечает Курфюрст. — Как и я.
— Ты принес?
Шуршание, а затем звук чего-то гремящего на столешнице. — Из личной библиотеки, — говорит он.
— И никто не видел?
— Ни душа. Даже Люсьен. Я думаю, он верит, что она стоит за стрельбой. По крайней мере, он не подозревает ни тебя, ни меня.
— Это отличные новости.
Я пытаюсь понять, о чем она говорит. Герцогиня и Курфюрст были теми, кто спланировал нападение на Хэзел. Но зачем?
— Это действительно прекрасное произведение, — вздыхает герцогиня.
— Я подарил его ей на самую Длинную Ночь два года назад. На публике. — Наступила пауза. — Я не думаю, что она оценила это.
— Она слишком заурядна, чтобы понять это.
Курфюрст смеется. — У нее нет твоей любви к истории. Или твоей страсти к изящному оружию.
Оружие? Мое сердце опускается вниз. Что здесь происходит?
— Он принадлежал твоему прадеду, да? — спрашивает герцогиня.
— Какая у тебя прекрасная память. — Я словно слышу улыбку в голосе Курфюрста.
— Я помню о нас все, — говорит она. Никогда не слышала, чтобы она казалась такой уязвимой. — Каждую секунду. Я впервые увидела его, когда мне было тринадцать, и мы распотрошили тот старый сундук, который твой отец хранил в одном из своих кабинетов.
— Из-за этого у нас были большие неприятности.
Смех герцогини нежен и полон воспоминаний. — Правда, помнишь? Отец неделю держал меня взаперти в комнате.
— И я прибыл через два дня на той же неделе и потребовал, чтобы он отпустил тебя.
— Да, я уверена, что ты был очень грозным
— Я удивлен, что он не надавал мне по ушам.
— Как и я.
Теперь очередь Курфюрста смеяться. — Уверен, что он хотел. Но не думаю, что мой отец простил бы, если бы кто-либо из его подданных так обращался с его сыном.
— Как вы думаешь, что наши отцы сделали бы с нами сейчас? — спрашивает герцогиня.
Наступила долгая пауза. — Честно говоря, я не думаю, что меня это волнует. После того, что они сделали… после… это были наши жизни, Перл, наши жизни, и они…
— Я знаю, — тихо говорит она.
Я слышу, как выскакивает пробка и в стаканы наливается жидкость. — Я беспокоюсь, Оникс. Что, если мы потерпим неудачу? Что, если люди не поверят, что это была она? Нам нужна поддержка королевских особ, чтобы они полюбили эту помолвку. Нам нужно, чтобы они были так привязаны к объединению наших домов, чтобы они возмутились, если суррогат будет убит.
Она пытается меня убить. Слова Хэзел возвращаются ко мне с полной силой. Кто-то во дворце пытается ее убить. Я просто ошиблась.
— Да, я немного думал об этом, — говорит Курфюрст. — Ваш дом в последнее время получил столько сочувствия. Что, если мы воспользуемся всем этим расположением?
— Каким образом?
— Аукцион станет еще и помолвкой для Ларимара. Грандиозное торжество, не то, что было у Гарнета. Мы сделаем его событием века. И пригласим всю королевскую семью.
— Конечно, — говорит герцогиня. — Королевская семья будет в восторге, особенно незамужние, которые не смогли бы прийти иначе. Вечеринка в квадрате.
— Мы выступим единым фронтом. Никто не будет сомневаться в законности этой помолвки. Затем, когда суррогат будет убит кинжалом Курфюрстины, этот круг обернется против нее, как стая диких волков.
— О, мой дорогой, — говорит герцогиня. Она шепчет что-то слишком тихо, чтобы я могла бы услышать.
— Я мог бы быть лучше, — говорит Курфюрст с надрывом в голосе. — Я должен был. И ты была бы рядом.
— Мы не можем изменить прошлое.
— Я никогда не должен был позволить…
— Тссс. — Еще несколько приглушенных движений. — Скоро. После того, как Курфюрстину повесят за измену. Все это утихнет примерно через год.
— Это такой долгий срок.
— Мы ждали двадцать восемь лет, — говорит герцогиня. — Я думаю, мы можем подождать еще пару.
Я не понимаю. Если они так любят друг друга, почему их помолвка была расторгнута?
Наступает тишина, и он шепотом спрашивает у нее что-то слишком тихо, чтобы я могла разобрать.
— Я не знаю, — отвечает она, и похоже, что ей больно. — Я никогда не знала. Было слишком рано говорить.
Слишком рано, чтобы сказать что? Мне хочется кричать.
— Мне очень жаль, — говорит он.
— Я знаю, любовь моя, — бормочет она. — Я знаю, что это так.
Прощальный поцелуй, а потом Курфюрст говорит: — Мне пора возвращаться. Объявление должно быть сделано.
— Да, разумеется. — Она хихикает. — Оно заставит всех в этом округе взволноваться.
Слышатся шаги, а потом дверь закрывается.
Я скольжу вниз по стене и сажусь на край лестницы; сердце в груди колотится.
Все это было одной сложной схемой, чтобы объединить Курфюрста и герцогиню. Ценой жизни моей сестры.