Черный князь
Шрифт:
— Хорст, сбегай к постельничему, принеси золота, я пошел в церковь.
Нельзя забывать о правилах этого мира! В двадцать первом веке удачу или поражение принято отмечать водкой, а в четырнадцатом веке по любому поводу шли в церковь. Обойди он храм стороной, обязательно пойдет нехороший шепоток, мол, нечистый помог избежать смерти. Виданное ли дело — один с малым плотницким топором побил полдюжины воинов, вооруженных луками и мечами! Норманн вышел на площадь и прогулочным шагом направился к храму Покрова Богородицы. Надо отдать должное мастерству Антонио, он не только сумел построить за два года великолепный собор, но и создал настоящий архитектурный ансамбль. Княжеский
— Здоровья тебе, Андрей Федорович! — Из сторожки дежурного взвода примчался сержант лучников из полка Антанаса Тутника. — Сходи к воротам, ободри людей ласковым словом да бодрым видом.
— Много собралось? — с тревогой в голосе спросил Норманн. Ему совсем не хотелось встречаться с толпой.
— Примерно с полсотни, после работы еще подойдут. Вчера до тысячи стояло, требовали выдать на расправу литвинов.
От самосуда, как и от стихийных сборищ, больше вреда, чем пользы. Толпа легко распаляется, после чего возможны самые непредсказуемые последствия. В данной конкретной ситуации достаточно обвинить в недосмотре княжескую сотню, и вмиг побьют ни в чем не повинных парней.
— Здравствуйте, люди добрые! — Выйдя за ворота, Норманн громко приветствовал собравшуюся толпу. — Спасибо за заботу, вражья стрела пробила мне грудь, но большого вреда не нанесла.
Народ радостно загалдел, в ответ послышались разноголосые пожелания здоровья. Несколько женщин решительно пробились вперед со своими лекарственными отварами, мазями и настойками. Норманн не стал отказываться. Принимая горшочки чудодейственных мазей на основе медвежьего жира или из тюленьей печенки, он кланялся и благодарил, обещая непременно их использовать для скорейшего выздоровления. Настырная бабулька принесла корзинку сушеных трав и, вцепившись в руку, долго объясняла, что и как заваривать или настаивать, какое средство пить, а что прикладывать к ране. Честно говоря, бабулины пояснения в одно ухо влетали, а в другое вылетали, но он терпеливо выслушал монолог, затем расцеловал травницу. Подобное действие подняло у народа градус настроения, одна из женщин громко выкрикнула:
— Князь! Ты бы и меня расцеловал да к груди прижал! Глядишь, и рана скорее заживет!
— Разве я против! — поддержал шутку Норманн. — Иди сюда, обнимемся да расцелуемся!
Толпа рассмеялась и быстро вытолкнула к князю мгновенно покрасневшую женщину. Нарочито театральные объятия завершились неожиданно крепким и горячим поцелуем.
— Ай да хорош у нас князь! — воскликнула женщина. — Жаль, что сосватан! — и юркнула в толпу.
Еще раз поблагодарив собравшийся народ, Норманн развернулся к стоящему у ворот столику, куда складывал горшочки и туески с мазями и снадобьями. Подарки надо было прилюдно собрать и отнести во дворец, чтобы дарители не обиделись. Все достанется Максиму, он умный, пусть и разбирается, как в дальнейшем применять принесенные средства народного лечения. Вот тут-то Норманн и увидел причину, по которой у ворот собрались люди. На столике выставили трофеи, найденные после вчерашней стычки, с окровавленной стрелой в качестве главного экспоната. Снова проделки профессора — кроме него никто не додумался бы создать подобную экспозицию. Вот сломанные стрелы, которые Норманн по наитию сбил в полете, вот еще одна со смятым наконечником, она ударилась в топор. Чуть в сторонке развешаны кольчуги, три со следами ударов топора и четвертая с вырванным из бока куском, рядом на земле — трофейные луки и мечи.
Сержант дежурного взвода сложил лекарства в большую корзину
— Как ты себя чувствуешь? — спросил поджидающий у входа в церковь Михаил Симеонович. И тут же пожаловался: — Вчера меня к тебе не пустили.
— Вроде нормально, только в груди неприятно зудит.
— Литвины сознались в злом умысле, указали на Гедимина, сам сидел в пыточной, злодеи на моих глазах целовали крест.
Норманн безразлично пожал плечами — ему изначально было ясно, откуда торчат уши. Ну а пыточная… в четырнадцатом веке слово «пытать» являлось синонимом сегодняшнего слова «спрашивать».
— Кто приказал разложить у ворот вражьи стрелы с броней и оружием? — На всякий случай он решил выяснить этот вопрос у постельничего.
— Я приказал! А как же иначе? — ответил Михаил Симеонович. — Люди своими глазами все должны увидеть, убедиться в злом умысле подосланных татей.
— Зачем? — не скрывая удивления, спросил Норманн. — Неужели может найтись хоть один сомневающийся?
— Не скажи, Андрей Федорович, не скажи. У каждого человека много завистников, брат на брата с ножом идет. Вон у Гедимина, из семи сыновей осталось трое, Наримант да Ольгерд с Любартом.
— Пойманных литвинов куда определили? В крепостных башнях еще нет темницы, а подвал в пыточной совсем мал.
— Еще чего удумал! — возмутился постельничий. — Зачем врагов задарма кормить? Обоих у позорного столба на цепь посадили.
— Где этот столб? Что-то я его никогда не видел, — с интересом спросил князь.
— По белу свету надо меньше болтаться! — недовольно проворчал Михаил Симеонович. — Даже рынка своего не видел!
— Почему на цепи только двое, поймали-то троих?
— Тот, с порванным боком, от страха далеко убежал да кровью изошел. Сюда полуживого привезли, только и успел, что покаяться да крест поцеловать.
— Разбойников очень быстро поймали. Ты узнай имена отличившихся стражников, — попросил Норманн.
— Наградить хочешь? — усмехнулся Михаил Симеонович. — Свору свою дворовую сладкими косточками одари. Они след взяли и через полчаса татей обложили.
— Что-то я не припомню стражников с собаками.
— Кто же сторожевых псов держит на поводу? Они рыщут сами по себе, возникнет нужда, дозорный позовет свистом.
— Я Гедимину ответить должен, — решительно заговорил Норманн, — ты через купцов разузнай о его сыновьях.
— О них любому ведомо, — поглаживая бороду, ответил постельничий, — Наримант в Смоленске со свояком бражничает, Ольгерд в крепостице Заборье, что на реке Оболь в Витебском княжестве, Любарт с войском на Волыни.
— Ты про мою задумку никому не рассказывай, я хочу по-тихому свести счеты.
— И не думай! Иначе в трусости обвинят! Я нарочного отправил, в Новгороде объявит о злодействе Гедимина.