Чёрный король и принцесса Аврора

Окатова Александра

С того дня я не могла, не хотела говорить.

Даже плакать я не могла. Я молилась богу, чтобы дочь перестала плакать – и он исполнил моё желание. Да как исполнил…

– Чёрной тенью ходила она по замку – искала дочь, – вступил в разговор король, – моя жена словно сошла с ума: заглядывала во все углы, заходила во все покои, смотрела под лестницами, под кроватями и столами, в кладовых. Озабоченное выражение не покидало её измождённого лица. Днём ворона летала на воле, а с заходом

солнца возвращалась в замок – но это не успокаивало мою супругу, она не хотела верить, что это Аврора.

Королева кивнула:

– Да, но со временем я примирилась с этим. Мы создали наш семейный ритуал: слуги накрывали стол и раскрывали створки окна на закат, затем покидали зал, и мы оставались одни.

– Я старался не смотреть на жену, – подхватил король.

– А я – на него, – ответила королева.

(Рейнхарт не шевелился, он был весь – внимание. В густой тишине было слышно, как время капало с оплывших свечей. Постепенно мерк свет за стрельчатыми окнами).

Королева продолжила:

– Мы, разделённые своей бедой, молча ждали, когда солнце утонет в море. И тогда раздавалось хлопанье крыльев – в окно влетала Аврора. Для неё между нами ставили спинкой с столу кресло. Сервировали для неё вечернюю трапезу на золотой тарелке с перегородками, чтобы еда не смешивалась.

– Перегородки, правда, не помогали – еда всё равно расползалась и смешивалась, – захихикал король, – сама: дождевые черви и жуки-плавунцы, как блестящие лакированные орехи в листьях салата, сейчас-то она совсем большая – не брезгует живыми мышками и сусликами, лягушек любит, а уж ящерку увидит, так вся дрожит, – умилился король.

– Мне всегда нравилось смотреть, как она ест, – сказала мать.

– И пьёт, – вставил папа.

– И как чистит пёрышки, – добавила королева, – она любит порядок и всегда укладывает пёрышки клювом.

– А помнишь, как после ужина ты садилась в кресло и при свечах вышивала для Авроры воротнички?

– И плела кружева на жабо для любимой дочери, у меня хорошо получалось, верно?

– Да-да, она закалывает жабо своей любимой булавкой с алмазным глазком.

– А ты расставлял шахматы и играл с нею, и частенько проигрывал!

– Я поддавался! – смутился король-отец.

– Кррра! – сверкнула глазом ворона.

– Прекрасные вечера в кругу семьи… – король украдкой утёр слезу.

– Мы старались хранить в тайне несчастье, которое с ней случилось, – сказала мать.

– Но разве от слуг можно что-то утаить? Они тоже полюбили её, приносили червячков, – улыбнулся король.

– А я приказала шить для неё платья каждый год, как если бы она была обычной девочкой, чтобы было что надеть в любой момент, когда она обернётся человеком. Но все наряды так и лежат в сундуках, новёхонькие. Ах, это всё я. Я виновата!

– Ну, полно, полно, дорогая, ты же не хотела, чтобы так получилось.

Это нечаянное материнское проклятие! Не вини себя! – заплакал король.

Рейнхарт, казалось, забыл дышать.

Он ловил каждое слово. Каждый вздох.

Глава одиннадцатая. Нечаянное материнское проклятие

Ворона перелетела на спинку кресла матери и обняла её крыльями, закрыв ей глаза.

– Я не плачу, дорогая, – сказала королева. – Прости меня. Прости!

– Чем я могу помочь? – Рейнхарт перевёл взгляд с королевы на короля.

– Я не знаю способа вернуть нашей дочери человеческую природу окончательно, но мы можем попытаться. Рейнхарт, голубчик, соблаговолите подать мне книгу, – король привстал со своего места и указал на толстенный том под названием «Основы магии», стоящий на верхней полке. – Вот убирал подальше от ребёнка. Страница сто одиннадцатая.

– Ты что, выучил книгу наизусть? – спросила королева.

– Не говори чепухи, то есть, ваше предположение весьма далеко от истины, дорогая!

– Не сердись, что же в этом плохого, если выучил? – улыбнулась королева.

Рейнхарт осторожно положил фолиант на стол.

Ворона перелетела поближе и ловко раскрыла книгу клювом на нужной странице.

– Нечаянное, (ворона кивнула) материнское (ворона постучала клювом по деревянной столешнице)… На что ты намекаешь, дорогая? – обратился король к дочери. – Проклятие, – прочёл король и горько улыбнулся. Королева скривилась и подавила рыдание.

В зале воцарилась трагическая тишина, и только Рейнхарт вздохнул, разбив напряжение на мелкие осколки.

Все заговорили разом, но осеклись, посмотрев на ворону.

– Читай ты, – обратился король к Рейнхарту, – у тебя глазки молодые!

Тот прочистил горло: «Наложенное на невинного ребёнка проклятие может быть на время снято путём деятельного раскаяния матери в день четырежды четырёхлетия пострадавшего». «Вот канцелярский язык», – подумал Рейнхарт.

– Что это означает? – сказал Рейнхарт.

– Завтра, – сказала королева, – завтра Авроре исполняется шестнадцать. Это и есть «четырежды четырёхлетие»

– И есть шанс снять с неё чары, – подытожил папа.

– Я так волнуюсь, – сказала мама.

И все посмотрели на Рейнхарта. Ворона замахала крыльями.

– А почему там сказано «на время снято»? – спросил пришедший в себя Рейнхарт.

– Этого мы не знаем, – сказала королева.

– Поживём – увидим, – пошутил король, – убери, будь любезен, книгу на место!

За сим участники ужина разошлись по своим покоям.

Глава двенадцатая. Ночные кошмары Рейнхарта