Черный космос

Мясоедов Владимир Михайлович

– Основные хранилища были при оранжерее, – вздыхал я, с ужасной тоской вспоминая покинутое изобилие пригодной для внутреннего употребления жидкости. – Оттуда запасы доставлялись на кухню или в общий водопровод… И почему никто не озаботился созданием запасных резервуаров?

– Они есть, но не у нас, – поведала девушка, приловчившаяся бойко ковылять на протезе, изготовленном ей из простого обрезка трубы и небольшого куска пластика. – В центральном модуле пространство считалось слишком ценным, чтобы забивать его подобным хламом. Кстати, Игорь, как ты себя чувствуешь?

Мулатка громко каялась в том, что обманула нас сообщениями о несметных запасах личной интендантской шлюпки. И, преданно заглядывая всем в глаза, старалась быть максимально полезной. Но именно она вызывала у меня больше всего опасений. Уцелевший охранник производил впечатление человека, вменяемого и прекрасно осознающего свои перспективы выжить на руинах

станции в одиночку. Даже лучшее оружие и непревзойденное боевое мастерство в такой ситуации вещь бесполезная. Пострадавшие инженеры, в принципе, самые ценные сейчас кадры, пока лежали пластом и лишь вяло шевелились, когда хотели есть, пить или в туалет. Френк, первые сутки еще бодрившийся в результате ударных доз химии и общей крепости организма, на вторые свалился пластом. Теперь он мог лишь просить не слишком сильно мучить его изнуряемый лучевой болезнью организм. Ближайшую неделю или даже больше на ноги без помощи врачей ребята не встанут. В мои времена с таким букетом люди вообще имели все шансы отдохнуть на постельном режиме вплоть до похорон. А если без поражения радиацией, с одними переломами, месяцев эдак шесть-семь. Но вот склонная к излишней самостоятельности молодая хищница, судя по косвенным обмолвкам, всплывшая в космос прямо из городских трущоб, благодаря умению прогрызать себе дорогу и вовремя падать на спину, вызывала некое смутное беспокойство. Она была не только красива и эгоистична, но и умна, хотя тщательно последний факт скрывала. Да вот только на мой искушенный взгляд, закалившийся на массмедиа двадцатого – двадцать первого веков и демонстрировавшихся там интригах, переигрывала. Настоящее дитя своей эпохи. Если у нее появится шанс избавиться от всех остальных обитателей станции и получить сохранившиеся здесь ценности в свое единоличное владение, она им без колебаний воспользуется. А все помехи со своего пути, в том числе и живые, безжалостно уберет. Во всяком случае, она, несмотря на ранение ноги, скученность, превышающую любую коммуналку, и тотальный недостаток свободного времени, глазки уже строила. И даже более того, делала вполне однозначные намеки.

После небольшой дружеской беседы, происходившей без посторонних лиц на приватном канале, чувство паранойи заорало благим матом. Мне множеством как бы шуток и полунамеков предложили способы кинуть всех и смыться с деньгами покойного интенданта, вдобавок заполучив одно роскошное тело в свое полное распоряжение. Любовница Олега – это вам не простая и дешевая девочка по вызову. Высокое начальство, чей труп, наверное, ныне дрейфует где-то неподалеку в мертвом остове собственного флагмана, хотело от жизни все, причем исключительно самое лучшее. Выбранная им не только за красивые глаза особа своей цели обязательно добьется. Ну, или сгинет в процессе. И пристрелить ее нельзя, причем не только по морально-этическим соображениям. Вдруг шеф все-таки выжил и когда-нибудь вернется прямо к убийце своей девушки. Чем черт не шутит, вдруг у них настоящая любовь, по крайней мере с одной стороны. А может быть, Джина окажется каким-нибудь тайным эмиссаром, приближенным в первую очередь по причине полезности и исполнительности, а сейчас просто проверяет шагнувшего из грязи в князи выскочку, то бишь меня. Но и пускать ситуацию на самотек решительным отказом и полным игнорированием таких наглых поползновений не стоит. А то есть вероятность почувствовать себя капитаном старого парусного корабля века так восемнадцатого, чья команда как-то неожиданно для офицеров решила повесить черный флаг и чуть пониже их самих.

Улучив свободные полчаса, я скрутил парочку известных мне камер скрытого наблюдения и переставил их в кабину боевого робота, единственное герметичное место в руинах нашего модуля. И в течение каких-то шести часов убедился, что улыбки, полунамеки и как бы невзначай продемонстрированные части роскошного тела адресуются не только мне, но и уцелевшему представителю сил безопасности. А также главному из работников реактора, несмотря на полученные травмы имеющего немалое влияние на своих побитых подчиненных. Не одновременно, понятное дело, по очереди. Когда двух других потенциальных ухажеров рядом не имеется. Все же эта красотка никакой не суперагент, а обычная провинциальная беспринципная хищница, с морально-этическим кодексом портовой шлюхи. Ох, боюсь, придется прибегать к радикальным методам решения проблем вроде несчастного случая на разборе завалов, хотя и очень не хотелось бы. Впрочем, время пока есть. До тех пор, пока на камерах не появятся однозначные сцены, на которых мулатка ведет противоправную деятельность, ее жизни ничего угрожать не будет. А с пистолетом я и так не расстаюсь.

К утру четвертого дня после начала вторжения в систему между начальником инженеров из реакторного, благодаря своей природе снова вставшим на ноги, и последним солдатом станции разгорелась драка. Поводом для нее послужил особо хороший

скафандр длительного ношения, найденный в одной из кают персонала высшего звена. Крайне ценный, поскольку он мог, пусть и ограниченно, очищать выступившие из тела жидкости и превращать их обратно в воду. Причиной же, более, чем уверен, стали тонкие манипуляции Джины. Она наблюдала за разгорающимся конфликтом с болезненным любопытством, притворно-испуганным визгом, а также мощным станером под мышкой и упрятанным под лежаком комплектом рабских ошейников, способных достаточно надежно контролировать своих носителей. Их мулатка тайком притащила откуда-то накануне и, можно не сомневаться, намеревалась пустить в ход. Да, правильно я озаботился видеонаблюдением. Если бы не оно, эта подлая тварь имела все шансы заполучить себе четырех рабов, вынужденных исполнять ее приказы и не рискующих перечить хозяйке. А иначе – крайне болезненные удары током, медленное поджаривание мозга или, в случае ее внезапной смерти, травматическая ампутация головы микровзрывом. Дождаться накала страстей, всех оглушить и захлопнуть ошейники на шеях не способных сопротивляться людей – дело пяти секунд. Пульт управления данной гадостью наверняка вмонтирован в одну из безделушек, во множестве таскаемых красоткой на своем теле.

Лейч и Френк, ранее вполне нормально общавшиеся и, судя по косвенным данным, знакомые уже не первый год, орали друг на друга, как два мартовских кота, вместо хвостов поводя из стороны в сторону стволами винтовок. Между прочим, товарку своего оружия лишь несколькими сутками ранее охранник самолично выдал инженеру. Проверять, дойдет ли накал страстей до той степени, когда все внимание сосредотачивается лишь на противнике и становится уже решительно все равно, что там происходит в окружающем мире, я не стал. И устранил его причину, то есть громко пищащую «группу поддержки» этих забияк, в лучших традициях каких-нибудь портовых драк. Броском тяжеленной бутылки с выпивкой в голову. Ну, не было у меня оглушающего оружия, и найти его вовремя не получилось. Пришлось импровизировать, благо в литровой емкости алкоголя, как бы случайно попавшейся под руку и отличавшейся от остальных подобных трофеев лишь наибольшей толщиной и весом прозрачного пластика, имитирующего стекло, никто не заметил ничего подозрительного.

Тяжелый снаряд, которым на расстоянии лишь пары метров сумел бы промахнуться лишь владелец на редкость кривых рук, впечатался в волосы девушки. Переданный посредством бутылки импульс ввел мулатку в состояние нокдауна и заставил схватиться одной рукой за пострадавшую часть тела, а второй за стену, чтобы не упасть. А мне больше и не требовалось. Преодолев за одно мгновение разделяющую нас дистанцию, я классическим апперкотом отправил Джину в долгий и глубокий нокаут, после которого у нее однозначно будет раскалываться голова. С незнакомой девушкой такой фокус, как старомодный мордобой, проворачивать было рискованно из-за шанса нарваться на измененную вроде Ингрид, но любовница Олега, с его приверженностью идеалам церкви истинников, абсолютно точно не могла нести в себе никаких боевых имплантатов.

– Ты чего творишь? – От изумления Френк даже выпустил воротник одежды киборга, невесть зачем схваченный им в перебинтованную ладонь. Задушить своего противника он все равно бы не сумел, так как шея Лейча надежно скрывалась под опускающимся прямо на плечи шлемом.

– Да так, разных идиотов спасаю. – Я стащил тело девушки с лежака, не очень заботясь о комфорте временно отключившейся прекрасной дамы, и извлек под взгляды ошалелых зрителей легко узнаваемые рабские ошейники. – Вам эти штучки ничего не напоминают? А на мысли определенного толка не наводят? Особенно в комплекте с вот таким станером, что по-прежнему торчит за поясом у нашей спящей красавицы и все еще хранит тепло ее изящных рук?

– Вот сучка! – Ахнул техник, мгновенно сложивший все части головоломки и пришедший к правильным выводам. – Лейч, а ведь это… мы того… А куда ты ее?

– В шлюз, – возможно, солдат корпорации «Звездный камень» и не мог похвастаться величиной своего интеллекта. Но время, в которое мы живем, заставляло людей иметь богатый жизненный опыт по части возможных подлянок, а потому киборг неверной интерпретацией событий определенно не страдал. И надевать на свою жертву скафандр, перед тем как выпихнуть ее в вакуум, похоже, не собирался.

– Эй, не надо пороть горячку с самосудом! – всколыхнулись во мне остатки полученного в детстве воспитания. Впрочем, голос совести был не настолько силен, чтобы связываться из-за него с воспылавшим жаждой возмездия за еще не причиненное зло киборгом. Оставалось лишь идти за ним следом и словесно увещевать: – Успокойся, парень, успокойся, ну ты только посмотри на нее, какая же она красивая. Сам подумай, разве можно ее вот так вот сразу в шлюз?

– Хорошо, – остановился Лейч, уже практически достигший тонкой пленки силового поля, и принялся раздевать Джину. – Признаю. Ты прав. Но потом все равно в шлюз!