Чёрный квадрат с махоньким просветом
Шрифт:
Следователь записывал молча, иногда уточнял:
– Ты сидел рядом со Скоревым и только смотрел в окошко и ничего не трогал?
– Я сзади сидел. А чего там трогать?
– Ну впереди бардачок такой есть. Ты мог пересесть на переднее место. Там что-то лежало?
– Нет, не трогал. Я сзади всё время сидел, – эхом откликнулся Антон.
Девчонки-то там нашли побрякушки, вспомнил он. Но раз договорились с Мишкой, что о девчонках ни слова, он говорить об этом не стал.
– А вот хозяйка машины утверждает, что у неё была косметичка. А в ней золотая цепочка, браслеты, серёжки,
– Не, ничего не видел, – замотал головой Антон, вспомнив, что, кажется, Мишка бросил пузатую косметичку в бардачок. А что с ней стало потом, откуда ему знать.
– Значит, такова се ля ви, что ты ничего не видел, не брал, – сказал следователь. – Прочти и подпись поставь, – и добавил:
– А я думал, что ты чистосердечно признаешься, расскажешь реально, как всё было. Куда улетучились эти драгоценности?
– Не знаю. Я рассказал всё так, как было, – растерянно повторил Антон.
На улице день сиял, погода была пляжная, а они торчали тут. Ребята, конечно, уже ехали в автобусе на пленэр, а он здесь. Обидно.
Следователю Виктору Викторовичу Гвоздеву посчастливилось нынешней весной побывать в Париже, подняться на Эйфелеву башню. В варьете «Мулен руж» – Красную мельницу попасть и посмотреть концерт полуобнажённых красавиц у туристов, конечно, денег не хватило, но разговоров на тему о том, что всё зависит от женщин, было немало и что дошлые эти самые шерше ля фам, французы верно усекли.
Хотя при чём здесь «Мулен руж»?
И вот у Гвоздева вдруг всплыла эта фраза «шерше ля фам». «Не могли парни поехать купаться в такую даль на угнанной машине одни, без девчонок, – подумал Виктор Викторович. – Надо же было им покрасоваться похрабриться, и, конечно, должна быть замешана тут женщина и не одна.
– Ну а девочки, которые были с вами, не могли потрясти бардачок? – глядя в глаза Антону, спросил следователь, снова вызвав его на допрос.
Антон растерянно отвёл взгляд.
– Да нет. Не было никаких девчонок.
– А твой приятель с бородой утверждает, что были, – взял его на арапа следователь.
– Да это незнакомые какие-то проголосовали, и Мишка подсадил их, – нашёлся Антон.
– Ну-ка, подробнее. Что за девчонки? Как выглядели, как были одеты? И вообще приметы. У каждого преступления есть фамилия, имя и отчество. Как их звали?– Оживился следователь. «Значит, в яблочко попал с «шерше ля фамом», – похвалил он себя.
После этого вспомнились Виктору Викторовичу нахватанные во Франции торжествующие французские фразы вроде: оля-ля, бонжур, адью, мерси, конечно, се ля ви, и вот шерше ля фам. Хорошо он расколол парнишку. Надо же было как-то подтвердить кражу.
Владелица «Мерседеса» уверенная, в годах предпринимательница твердила, что допустила оплошность, когда приехала купаться с серьгами в ушах, золотой цепочкой на шее. Чтобы не утопить их в реке, все эти драгоценности сняла и сунула в косметичку. А потом забыла косметичку захватить домой. Оставила в бардачке. И вот эти нахалы не только машину угнали, но и косметичку украли.
– Ну и во сколько вы оцениваете пропажу? – спросил следователь.
– Тысяч двести, – не моргнув глазом, выпалила пострадавшая. – Там ещё было кольцо с бриллиантом.
Ей хотелось с этих нахалов, укравших машину, содрать побольше, чтоб по-настоящему проучить.
– Не хило, – вырвалось у следователя Виктора Викторовича.
Узнав, что сын находится в полиции, Антонова мать Антонина Ильинична – Тося в панике дозвонилась до Николая Осиповича. Несмотря на то, что тот был далеко, на пленэре, оставил своих подопечных под присмотром преподавателя скульптуры и вернулся в город.
Узнав о том, что Антоша Зимин в СИЗО, он решил, что должен всё объяснить следователю. Наверняка это недоразумение, потому что Антоша даже машину водить не умеет, а его обвиняют в угоне.
– А там ещё кража, – напомнил следователь.
– Не может этого быть, не было кражи. Антон – очень честный парень, – пытался убедить следователя Николай Осипович.
– Пострадавшая утверждает, что исчезли драгоценности стоимостью двести тысяч рублей, – оглушил он Николая Осиповича.
– Антоша не мог украсть. Он честный парень. Может, характеристики собрать и принести? – вовсе растерялся Николай Осипович.
– Характеристики не помешают,– скривившись, сказал Виктор Викторович, – но это сути не меняет. Кража-то случилась.
Пришлось Николаю Осиповичу вместо одного дня задержаться в Крутогорске ещё на два, потому что встретился с Антошиной мамой и потребовал, чтоб сходила та в школу и взяла там похвальную характеристику на Антона.
Впавшая в расстройство и растерянность Тося, не знавшая, что ей предпринять, чтоб спасти сына, готова была идти куда угодно, к кому угодно, лишь бы вызволить Антона. Она уже думала, что, может, в деревне Сколотни, где жил по летам у бабки Дуни Антоша, попросить справку у главы поселения. Пусть бы написала, что ни в чём плохом не был замечен её Антон. Ещё от жильцов городского дома взять бумагу. Он же с детства тут живёт. И никто не жаловался на него.
– Всё, всё сгодится, – сказал Тосе Николай Осипович.
Николай Осипович сам набросал характеристику от имени директора училища Ариадны Никитичны Юферевой.
– Ну ты, Николай Осипович, как на лауреата Нобелевской премии представление накатал, – усомнилась та. – А, может, надо объективку? От преподавателей требуют справку о том, что не судимы, а тут учащийся попал. Давай объективку.
– Какую ещё объективку? – озадачился Николай Осипович.
– Ну со всеми недостатками, – нахмурившись, потребовала директор.
– Недостатки там уже нашли. А вы эту характеристику подпишите. От вас не убудет, – потребовал Кондратов.
Ариадна Никитична была дама в теле и слова «не убудет» восприняла как намёк на её дородность.
– Если бы убыло, я бы похвалу написала в стихах, – уела она Кондратова.
– Да уже написано. Подпишите. Гарантирую. Ни в чём Антон не виноват, – настаивал Николай Осипович.
Ариадна Никитична знала, что после этой истории начнут склонять училище. И ей достанется. И тут «объективка» была бы, конечно, лучше, чем хвалебная характеристика.