Черный лед
Шрифт:
Босх не ответил. Он с самого начала решил посвящать в детали расследования как можно меньше посторонних, поэтому поспешил переменить тему.
– Велики ли контейнеры, в которые укладывают тубы с насекомыми? – осведомился он.
– Ну, это ящики довольно внушительных размеров. При разгрузке нам, как правило, приходится пользоваться погрузчиком.
– Не могли бы вы показать мне один такой контейнер?
Эдсон взглянул на часы и слегка нахмурился.
– По-моему, это можно устроить. Я, правда, не знаю, были ли у нас сегодня свежие поступления, но…
Босх поспешил встать, чтобы Эдсон не передумал. Энтомолог тоже поднялся и повел Гарри по другому длинному
– Должно быть, это тяжело – расследовать убийства, – проговорил Эдсон на ходу. Гарри ответил так, как отвечал на подобные сентенции всегда:
– Иногда не очень. По крайней мере для жертв, с которыми я имею дело, страдания и несчастья уже закончились.
Маленький энтомолог не проронил больше ни слова. Коридор закончился толстой стальной дверью. Эдсон распахнул ее, и оба оказались в просторном пакгаузе, напоминающем ангар, покрытый легкой алюминиевой крышей. Примерно в пятидесяти футах от двери Босх увидел с полдюжины рабочих – все явные латиносы. Они укладывали большие белые коробки на колесные тележки и катили их к широким двустворчатым дверям в дальнем конце разгрузочной зоны. Босх отметил, что каждый такой ящик по своим габаритам весьма напоминает гроб.
Коробки при помощи миниатюрного подъемника выгружали из белого фургона, на борту которого голубыми буквами было написано «Энвиро брид». Возле распахнутой водительской дверцы стоял белый мужчина и наблюдал за работой. Еще один белый с раскрытой папкой в руках суетился у открытого кузова и, наклонившись, сверял номера на пломбах каждого контейнера и делал пометки.
– Вам повезло, – объявил мистер Эдсон. – Мы застали процесс разгрузки. Отсюда средосохраняющие контейнеры отправляют в лабораторию, где завершается процесс метаморфоза, или превращения, как мы его здесь называем. – Эдсон указал сквозь открытые двери ангара на шесть оранжевых пикапов, выстроившихся на стоянке снаружи. – Взрослые мушки помещаются в закрытые корзины, и наш, с позволения сказать, флот развозит их по зонам атаки. В настоящее время одна такая зона составляет примерно сотню квадратных миль. Каждую неделю мы выпускаем на плантации около пятидесяти миллионов мушек, иногда больше, если нам удается получить дополнительное количество. В конце концов стерильные особи должны численно подавить популяцию нестерильных мушек и полностью ее вытеснить! – В голосе энтомолога явственно прозвучали триумфальные нотки. – Не хотите ли поговорить с водителем из «Энвиро брид»? – осведомился мистер Эдсон. – Уверен, он с удовольствием ответит на…
– Нет, – поспешно перебил его Гарри. – Мне просто хотелось своими глазами увидеть, как это все у вас делается. Кстати, доктор, я был бы вам крайне признателен, если бы вы сохранили мой визит в тайне.
Говоря это, Босх наблюдал за разгрузкой и вдруг заметил, что водитель фургона смотрит прямо на него. Его загорелое лицо было изборождено глубокими, резкими морщинами, а волосы, прикрытые широкополой
– Могу я быть вам еще чем-нибудь полезен, детектив? – спросил Эдсон.
– Нет, док, спасибо. Вы мне очень помогли.
– Надеюсь, вы сумеете выбраться отсюда.
Эдсон скрылся в коридоре за дверью, а Гарри сунул в рот сигарету, но закуривать не стал. Отмахнувшись от каких-то назойливых насекомых, которые вились прямо перед его лицом (возможно, подумал он, это и есть те самые крашеные фруктовые мушки), он спустился по ступенькам погрузочной зоны и вышел из ангара через распахнутые въездные ворота.
Возвращаясь в город, Босх все же решил выяснить отношения с Терезой. Свернув на стоянку университетского медцентра, он потратил минут десять, чтобы воткнуть куда-нибудь свой «каприс». Наконец ему повезло, и он припарковал машину в самой глубине площадки, где стоянка примыкала к старой железнодорожной станции. Несколько минут Босх сидел в салоне, курил и обдумывал, что же ему сказать Терезе, машинально разглядывая порыжевшие от ржавчины вагоны и бурые рельсы. На путях он заметил нескольких чоло, метисов или индейцев, в просторных майках и мешковатых брюках. Они медленно двигались по территории станции. Один из них, державший в руке аэрозольный баллончик с краской, задержался возле пульмана и начертал на его стенке несколько слов. Фраза была на испанском, но Босх понял ее смысл. «Смейся сейчас, плакать будешь потом» – таков был девиз молодежной банды, почти полностью исчерпывавший ее немудреную философию.
Босх следил за чоло, пока они не исчезли за стоящим на запасном пути товарным составом. Потом он выбрался из машины и прошел в морг через заднюю дверь. Отсюда обычно поступали свежие трупы. Охранник, увидев значок, кивнул Босху.
Сегодня в морге явно был не самый тяжелый день; во всяком случае, запах дезинфекции заглушал запахи смерти и разложения. Нигде не задерживаясь, Гарри свернул к холодильникам номер один и два, а оттуда прошел к лестнице, ведущей на второй этаж, к кабинетам администрации.
У секретарши, занимавшей столик в приемной, он спросил, может ли доктор Коразон принять его. Девица, бледной кожей и волосами немыслимого розоватого оттенка напоминавшая клиентов морга, негромко переговорила с начальницей по селектору и пригласила Босха войти.
Тереза стояла за своим столом и глядела в окно. Окно выходило на железнодорожную станцию, и Босх подумал, что она, возможно, видела его на стоянке. Впрочем, со второго этажа панорама открывалась более широкая, и на пространстве между деловой частью города и горой Вашингтон Тереза могла выбрать для наблюдений любой другой объект. Босха даже удивило, как четко видны отсюда небоскребы Лос-Анджелеса. Впрочем, день с самого утра выдался погожий.
– Я с тобой не разговариваю, – не поворачиваясь заявила Тереза.
– Да будет тебе…
– Нет.
– Тогда зачем велела меня впустить?
– Чтобы сказать, что я с тобой больше не разговариваю, что я очень на тебя зла и что теперь мое назначение на должность начальника судебно-медицинской лаборатории вряд ли состоится.
– Не переживай так сильно, Тереза. Я слышал, что во второй половине дня в Паркер-центре состоится пресс-конференция. Уверен, что все еще образуется.