Черный Легион: Омнибус
Шрифт:
— Нет. Пойдем только мы с Абаддоном. Чем меньше огней душ будет там гореть, тем лучше. Скорее всего, Дваждырожденные все еще неуравновешенны. И голодны.
— Удачи, брат.
Это был первый раз, когда Леор назвал меня братом — обстоятельство, на которое я не стал обращать внимание там и тогда. Я напомнил ему об этом спустя несколько столетий, когда его кровь стекала в реку Тува на планете Макан.
— Благодарю, что остался с нами, Леор. Ты, Угривиан и остальные.
Я решил, что он, возможно, улыбнулся, однако это оказалось всего
— Убирайся с глаз долой, сентиментальный глупец, — он ударил кулаком по Империалису на нагруднике, исполнив забавный отголосок салюта. — Ступай и отыщи Фалька.
Так я и поступил. Взяв с собой Абаддона и мою волчицу, я вернулся на «Тлалок», чтобы разыскать воина, который был мне другом.
Наше прибытие вызвало определенное волнение. Когда мы выгрузились, спускаясь по аппарели «Громового ястреба», нас ждала Нефертари — а также Ашур-Кай, Угривиан со своими воинами и три дюжины рубрикаторов, выстроившихся ровными рядами.
Все взгляды приковал к себе Абаддон. Он принял это внимание непринужденно и даже отвесил размашистый поклон в направлении массы обращенных к нему лиц и забрал.
Поверить не могу, — передал мне Ашур-Кай.
Если тебе сложно поверить в его присутствие, тогда тебе надо взглянуть на то, что стало с «Мстительным духом». Это памятник безумию.
Я должен увидеть это, — пришел от него чрезвычайно настойчивый импульс.
Увидишь. Это еще далеко не конец, Ашур-Кай. У Абаддона есть свои планы.
Планы, выходящие за пределы осады Града Песнопений?
Далеко за них.
Интригующе. Мы поговорим позже, — заверил он меня.
Поговорим. Впрочем, отмечу еще одно — Саргон жив. Оракул избежал катастрофы, которая постигла Фалька и Дурага-каль-Эсмежхак.
Его нетерпение подняться на борт «Мстительного духа» стало прямо-таки жаждой. Поговорить с оракулом, обменяться пророческими видениями… Эта жажда стала еще острее после уничтожения Солнечного Жреца.
Скоро, — пообещал я ему. Скоро.
Абаддон поочередно поприветствовал каждого из воинов, обращаясь к ним по именам. Вновь проглядывал опытный командир, скрывающийся за беззаботным паломником. С каждым часом, что я проводил в его присутствии, я ощущал, как он вновь становится самим собой, что прежде казалось мне невозможным. Его поведение все больше и больше укрепляло меня во мнении, что он ждал этого — ждал нас.
Каждый боец — будь то воин племени или профессиональный солдат — чувствует, что командир оказывает ему некую честь, когда именует и выделяет отдельно. Абаддон не просто назвал имена Угривиана и его людей, а вспомнил несколько свершений их боевой роты в ходе Великого крестового похода и — ко все меньшему моему удивлению — в годы, проведенные внутри Ока, пока они несли службу в составе Пятнадцати Клыков.
Это не пилигрим, — передал мне Ашур-Кай. Это военачальник. Предводитель. Он уже становится родным для воинов Леора.
Ашур-Кай не ошибался. Они
Еще я думал о словах Абаддона, что он нуждался во мне, наблюдал за мной и выбрал меня. Что хотел привлечь меня на свою сторону, пообещав новое братство. В тот момент я размышлял, что он уже стал родней не только воинам Леора.
Даже я не поверил собственным глазам, когда после этого Абаддон поименно поприветствовал каждого из моих рубрикаторов. Ашур-Кай был к этому еще менее подготовлен, и на лице альбиноса явно читалось ошеломление. Имена всех рубрикаторов были нанесены на их наплечниках или нагрудниках, однако Абаддон уделял каждому время, перечисляя отличия, заслуженные ныне сгинувшими воителями в Великом крестовом походе, или же сражения, которые они вели в Оке после Осады Терры.
Мы, Легионес Астартес, обладаем эйдетической памятью и ее пиктографическим воспроизведением. Было несложно допустить, что у Первого капитана самого прославленного Легиона окажется доступ к личным архивам сил прочих примархов, но то обстоятельство, что он пополнил свои познания за годы странствии по Великому Оку, стал настоящим откровением.
Откровением было не только это. При всех, кроме меня и Ашур-Кая, наши рубрикаторы стояли в бесстрастном молчании, даже не воспринимая существования любых других живых существ. Однако с Абаддоном было не так. Когда он обращался к ним, они со скрежетом медленно поворачивали к нему свои головы в шлемах, и я чувствовал, как между ними протягивается едва заметная нить узнавания.
Голос Ашур-Кая вдруг угрожающе заледенел.
Он опасен для нас. Как могут пепельные мертвецы на него реагировать?
Не знаю, брат.
А если он… Как ты считаешь, он может ими командовать?
Не думаю. Это больше похоже на некое узнавание. Не та власть, которую имеем над ними мы с тобой.
Ты готов утверждать это наверняка, Хайон?
Я не ответил ему. В Абаддоне было слишком много того, чего я не мог распознать или предсказать.
От всех его поступков исходит дрожь значимости.
На это я тоже не ответил. Увлечение Ашур-Кая судьбой и пророчеством время от времени накладывало на него отпечаток мелодраматичности. Я ощущал его страх, хотя и не разделял этого.
Абаддон дошел до Нефертари, которая стояла особняком от стройных рядов воинов Легионес Астартес. От его закрытых мыслей внезапно нахлынуло примитивное отвращение, самая сильная эмоция из тех, что я пока что в нем чувствовал. Как и многих из нас, его отталкивала сама ее нечеловечность, хотя он и не дал этому отторжению проявиться.