Черный легион
Шрифт:
Едва успев пробежать взглядом все дешифровки, он связался с приемной фюрера и чуть не выругался от досады, узнав, что час назад тот неожиданно отбыл в Восточную Пруссию, в свою ставку «Вольфшанце». В последнее время фюреру почему-то вообще не сиделось в столице. То ли «Волчье логово» казалось ему более надежным укрытием, то ли раздражала все более накалявшаяся атмосфера Берлина.
Впрочем, на сей счет у Гиммлера существовало и более веское предположение, с которым он, однако, не мог поделиться с кем бы то ни было. Рейхсфюрер начал подозревать, что здесь, в Берлине, вождь нации постоянно опасался покушения. В том, что заговор против него действительно готовится, Гиммлер уже не сомневался, как не сомневался и в том, что кульминацией его должно стать убийство фюрера. Так что Гитлер не зря старался держаться как можно подальше от столицы.
Еще через два часа с военного аэродрома Рангсдорф в воздух поднялся связной «хейнкель-111». Прильнув к иллюминатору, Гиммлер прощально осмотрел знакомые очертания аэродромных построек, прошелся взглядом по аккуратно прореженным квадратам леса и взмывал в поднебесную высь с таким чувством, словно прощался с Берлином. Причем теперь уже навсегда.
«Когда-нибудь вот так же взметнется над мятежным Ранг-сдорфом моя душа, — с библейской просветленностью подумалось Гиммлеру. — Паря над столицей рейха, она будет сожалеть по поводу всех бесчисленных грехов, которые связывали мое бренное тело с этим городом, этой землей».
«Сумбурные мысли, — признал он. — Но ведь время-то какое сумбурное».
Описав полукруг, «хейнкель» взял курс на северо-восток. Выждав, пока самолет наберет нужную высоту, и давление, обручем сковывавшее его голову, несколько уменьшится, Гиммлер откинулся в своем кресле и закрыл глаза. Он вдруг почувствовал ангельское облегчение. Правда, связано оно было вовсе не с тем, что удалось оторваться от грешной земли и ощутить радость полета. Срабатывали сугубо земные ощущения.
Узнав о намечаемой встрече глав трех государств, фюрер заметно занервничал. Уже сам факт проведения такой встречи свидетельствовал: враги рейха не сомневаются в победе и считают, что пора подумать о разделе сфер влияния в Европе. Как понимал и то, что решения этой встречи послужат предостережением союзникам Германии: подумайте, с кем идти дальше.
Неудивительно поэтому, что фюрер требовал уже не просто достоверных сведений о подготовке к конференции и вопросах, которые будут рассматриваться на ней, но и настаивал, чтобы сама встреча была сорвана. Любой ценой. Самым решительным образом.
О том, что идея конференции витает в воздухе, германской разведке стало известно давненько. Однако почти два месяца не удавалось установить, где планируется провести ее. Это лишь теперь, когда посчастливилось расшифровать радиоперехваты и заполучить кое-какие сведения от разведчиков и дипломатов, усердно «разрабатывавших» эту тайну, находясь в США, Англии и Советском Союзе, стало ясно, что место великого сбора оставалось неизвестным не только немецкой разведке, но и самой «Большой тройке». Мало того, выбор страны вызывал разногласия.
Черчилль, например, предлагал Никосию или Хартум. Однако ни Кипр, ни Судан коллегам его не импонировали. Рузвельт, отлично понимавший, что проведение встречи в Вашингтоне или Нью-Йорке будет заблокировано европейцами по соображениям престижа, тоже обратил свой взор на Африку. Но Северную. И не совсем ясно было, какую именно точку на этом материке он имел в виду. И вообще, имелись ли у него на сей счет конкретные соображения.
В свою очередь Сталин, конечно, с удовольствием избрал бы местом встречи Москву, поскольку предпочитал не оставлять пределов своей империи. Но коль уж его партнеры из вежливости обратили взоры на третьи, нейтральные, страны, поступил точно так же, предложив Иран.
Почему «вождь всех времен и народов» избрал именно Иран — головоломка для идиотов. Кому не ясно, что это единственная несоциалистическая страна, в которой находятся воинские части большевиков. И куда НКВД сможет перебросить какое угодно количество своих сотрудников, не входящих в число официальной охраны, не рискуя при этом никакими дипломатическими осложнениями. К тому же в Иране давно существует его очень мощная агентурная сеть.
Учитывал ли это Черчилль? Не мог не учитывать. И в иной ситуации этих обстоятельств оказалось бы вполне достаточно, чтобы немедленно возразить Сталину и попытаться определить место встречи в столице с более мягким политическим климатом. Но, как явствовало из секретных данных, уже через два дня после получения дипломатической депеши из Кремля Черчилль отказался от своего предложения и начал знакомство с видами горы Эльбрус, у подножия которой маялась в суете восточных базаров столица персидской империи.
Но тут слегка заупрямился Рузвельт, выдвигая при этом совершенно нелепые аргументы. Что-то вроде того, что переправка в Тегеран секретных грузов может быть затруднена из-за того, что самолеты, видите ли, вынуждены будут лететь через горы и совершать посадку в котловине.
Гиммлер взглянул на проплывающую под крылом стайку легких лебедино-белых туч и торжествующе ухмыльнулся: «Как будто американским летчикам впервые сажать самолеты на посадочных полосах, расположенных в горных долинах!»
Однако тут же подумал, что неплохо было бы каким-то образом раздуть эти аргументы и, подогрев самолюбие американца, если не сорвать, то по крайней мере хотя бы на месяц-другой перенести встречу.
«А что это даст? — вдруг обреченно спросил себя рейхсфюрер. — Кому и что это даст? Пусть проводят. Это даже хорошо, что им удастся собраться вместе, в чужой столице. Легче обезвредить. Всех троих».
47
Задумавшись, Гиммлер не обратил особого внимания на то, что штандартенфюрер Брандт поднялся и, смешно расставляя ноги, поковылял к кабине пилота.
— Справа от нас звено английских бомбардировщиков, — появился от оттуда через несколько секунд. — Идут почти параллельным курсом.
Самолет качнуло, очевидно, летчик решил чуть отклониться от курса, да к тому же сменить высоту, и адъютант завалился на рейхсфюрера.
— Пилот просит вас надеть парашют! — извинившись, прокричал он на ухо Гиммлеру.
Рейхсфюрер брезгливо оттолкнул его и бросился к иллюминатору по правому борту. Тройка самолетов зловеще поблескивала на солнце синеватыми сигарами своих корпусов, фиолетово-красные сферы, окаймлявшие кабины пилотов, были похожи на нимбы. Да и сами самолеты казались в них творениями иных миров.
«Неужели с земли не видят их?! — с досадой подумал Гиммлер, поняв, что бомбардировщики не намерены приближаться к «хейнкелю», пилот которого в свою очередь не желает испытывать судьбу в схватке с ними. — С каких это пор англичане начали чувствовать себя в небе Германии как в своем собственном?!»
Он, конечно, потребует наказать тех, кто допускает подобные «вольности», однако мысли его были заняты сейчас не этим. Он вдруг подумал, что, возможно, уничтожение «Большой тройки» как раз и станет переломным моментом, который, если и не заставит американцев и англичан пойти на переговоры с Германией, то уж во всяком случае основательно сломит их моральный дух.