Черный Легион
Шрифт:
Когда щиты упали, их падение сопровождалось сейсмической звуковой волной, которая сотрясла «Мстительный дух» до самых его промышленно сделанных костей. Тряска усиливалась – орудия безнаказанно били по неприкрытому корпусу – однако окровавленная и избитая Ультио оставалась погружена в поле боя перед собой. По ее воле корабль закладывал виражи и повороты, или же двигался по ее приказу, когда воли уже не хватало. Нас осыпало дождем ударов. Наши орудия плевались в ответ. Окружающие меня зверолюди ревели.
Леор бросил свою консоль и заорал, подзывая рабов-оруженосцев.
– Абордажники с «Клинка Седьмого Сына». Они захватили трибутарии примус.
Это было в опасной близости от мостика. Рассеченные рассредоточились по всему кораблю, однако сектора вокруг командной палубы удерживала Пасть Бога Войны. Леор намеревался присоединиться к своим воинам.
Три сильно аугментированных зверочеловека из принадлежавших Леору красношерстных кланов Кхорнгор принесли его тяжелый болтер и ленты с боеприпасами. Еще один нес цепной топор, а еще один – шлем. Леор вырвал оружие из их когтистых лап и наклонился вперед, чтобы последний из зверолюдей закрепил увенчанный гребнем шлем на месте.
– Да пребудет с тобой Бог Войны, – произнес я не без некоторого сарказма. Замки шлема закрылись, глазные линзы зажглись, и он вскинул страшную пушку, которую предпочитал на любом поле боя.
– Что ты только что сказал?
– Ничего, – улыбнулся я. – Доброй охоты, брат.
– Не проиграй битву, пока меня нет. – сказал он так, будто я имел какое-то отношение к талантам Ультио в области искусства войны. Я мог отдавать ей приказы, но она в них не нуждалась. Это была ее арена, не моя.
Леор подозвал нескольких своих воинов, присутствовавших на мостике, и увел их в коридоры, из которых складывались кровеносные жилы «Мстительного духа». Я недолго послушал щелканье переговоров в воксе, пока он по дороге собирал несколько своих отделений. Они в некотором роде дополняли поток распоряжений Ультио и вибрирующий грохот ударов по корпусу – безупречная буря звука.
Я снова развернулся к оккулусу, а в это время крейсер «Арка», некогда принадлежавший к боевому флоту Имперских Кулаков, а ныне к армаде Черных Храмовников, взорвался у нас за кормой.
Посреди ревущих стад зверолюдей и содрогающегося мира из темной стали я присел на трон Абаддона и полуприкрыл глаза перед началом медитативного транса, наблюда, как передо мной разворачивается судьба Черного Легиона.
Время шло.
Жизни подходили к концу.
Корабли гибли.
Я смотрел, как пламя рвется по герметичным святилищам и исчезает, соприкоснувшись с пустотой. Смотрел, как огонь слизывает плоть с костей, а затем сокрушает те же кости в пепел. Как торпеды мчатся, меняют курс, всверливаются и детонируют. Как лучи лэнсов рассекают освященную броню, выдержавшую приливы самой преисподней. Как корабли, полные моих братьев, сминаются и разрушаются, а из расколотых корпусов вытягивает каскады трупов их обитателей из числа мутантов и безумцев. Как звездолеты, горделиво стоявшие в небесах над Террой, теперь гибнут гуртом, пока армада сынов Сигизмунда сокращается до флота, а из флота превращается в разрозненные формации.
Я смотрел на все. Это было произведение искусства.
Я слушал, как мои братья кричат, убивают и умирают. Слушал, как мои кузены, все еще хранящие верность Трону, ревут, истекают кровью и тратят свои последние вздохи на скверные клятвы, проклинавшие нас и высмеивавшие за предательство. Как Ультио без конца отдает приказы – не только экипажу, но и своим боевым роботам и киборгам из Синтагмы, отправляя их на поддержку Рассеченным и Пасти Бога Войны. Как скрежещет напрягающийся металл и гремят пушки, способные убивать города и уже делавшие это. Слушал сирены, вопли и механическую пульсацию систем жизненных показателей моего доспеха.
Я слушал все. Это была музыка.
Я чувствовал, как души изливаются в варп. Чувствовал, как выплескиваются наружу паникующие, сбитые с толку, обезумевшие от крови, опьяненные смертью духи жестоко убитых, падающие в мир позади реальности. Как булькающе хохочут обжирающиеся демоны. Чувствовал ритм ветров эмпиреев, которые задули сильнее, подпитываемые изобилием высвобожденных душ. Чувствовал смерть, смерть и снова смерть – тех, кто не знал, что мертв; тех, кто тщетно боролся, падая в ждущие раззявленные пасти; тех, кто издавал бессловесные непокорные крики, пока их раздирали на части когти демонов. Чувствовал демонов, которым предстояло появиться на свет после этой битвы. Чувствовал, как они любят нас за это побоище и как ненавидят за то, что оно ограничено смертью, ибо какую бы резню мы не учинили, ее никогда, никогда не достаточно.
Я чувствовал все. Это было прекрасно. Отвратительно прекрасно.
И, наконец, я почувствовал, как Абаддон добрался до Сигизмунда.
Я ощутил необычную формальность момента и жар эмоций в сдвоенном сердце моего повелителя. Порыв снискать славу. Подавляемую ярость человека, толкаемого навстречу судьбе, которой он – тогда еще – не восторгался.
Я закрыл глаза, оставляя кружащийся, горящий и сражающийся «Мстительный дух» позади.
Когда я их открыл, передо мной на троне восседал Сигизмунд.
– Итак, – произнес он, – вы вернулись.
Молот и наковальня
В нем пылала жизнь. Она горела в его жилах. Его окружал ореол ощущения праведности своего дела, купавший его в короне света веры, которая имела совершенно не религиозную природу, но тем не менее оставалась верой. Я посмотрел на него сквозь ряды его хускарлов – воинов, которых, как мы узнали в последующих войнах, именовали Братьями Меча – и понял, как вышло так, что по прошествии такого времени Сигизмунд все еще был жив. Он пережил тысячу лет потому, что отказался умирать. Он слишком сильно нас ненавидел, чтобы уснуть в могиле, не исполнив свой долг.