Черный маг за углом
Шрифт:
Оно, это полотенце, была явно лишним, девушке захотелось сбросить его, а потом – свою одежду, чтобы…
Яростный, захлебывающийся лай грубо ворвался в сознание, заглушив музыку, распылив в пространстве запах жасмина. Правда, Сергей остался, и уже без полотенца, и на ней почти ничего, и жадные мужские руки уже шарят по телу, и она, в общем-то, не прочь продолжить, вот только этот лай!
Какой-то очень знакомый лай.
– Сергей, погоди, – прошептала Лана, отодвигаясь на край кровати. – Там что-то происходит! Слышишь, собака лает! И не одна, кажется.
– Ну
Марево жасмина на какое-то мгновение снова затуманило голову Ланы, но очередной залп бешеного лая, теперь сопровождаемого еще и криками, окончательно погасил и так не очень сильный огонек желания.
– Сережа, перестань! – вскрикнула девушка, чувствуя, что мужчина вовсе не собирается останавливаться, а совсем даже наоборот.
– Это ты перестань, глупышка, – выдохнул он. – Какое нам дело до каких-то псин! Ну не сопротивляйся, не надо! Ты же хочешь этого не меньше, чем я! Твое тело отвечает мне «да»!
– А у меня еще и душа имеется! – Лана забилась под тяжелым мужским телом. – Да пусти же! Уйди! Отстань! Ненавижу!!! А-а-а-а! Нет, нет, нет!..
Лане всегда казалось, что изнасиловать женщину можно, только если она без сознания. Или когда насильников много. А если ты один на один с насильником, то всегда есть ногти, зубы, можно отбиваться ногами, в конце концов! Врезать ему коленом по инструменту насилия от всей души!
Оказалось, что и ноги, и ногти, и зубы не спасают…
И ты ничего не можешь сделать, бессильно ощущая, как этот торжествующе оскалившийся самец снова и снова проникает в тебя.
А твое тело, твое предательское тело начинает откликаться, и вот вы уже движетесь синхронно, приближая пик наслаждения страстными вскриками и стонами. И ни яростный собачий лай, ни крики за окном уже не могут помешать…
Но добраться до пика не удалось.
Восхождение было довольно бесцеремонно прервано звоном разбитого стекла, сопровождающим визит незваного гостя. Вернее, двух незваных гостей, друг за другом запрыгнувших через окно прямо в спальню.
Угрожающе рыча, один из гостей рванулся к мгновенно утратившему пыл Тарскому, а второй подбежал к Лане и, ткнув ее черным мокрым носом, укоризненно посмотрел в глаза, словно говоря: «Ну как же ты так, а?».
– Т-тимка? – пролепетала девушка, смущенно натягивая на себя простыню. – Ты откуда здесь взялся? И почему ты раздвоился?
Алабай радостно облизал хозяйке лицо, а затем присоединился к своему двойнику. Впрочем, при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что второй пес постарше и немного иной расцветки.
Но такой же мощный и с такими же здоровенными клыками, недвусмысленно появлявшимися одновременно с рычанием при малейшей попытке забившегося в угол Тарского пошевелиться.
А Лана почувствовала, как ее захлестывает цунами стыда и презрения к себе. Трясущимися руками
Нестерпимо хотелось принять душ, но сейчас явно не до этого. Лана понимала – что-то происходит, появление Тимки вместе с клоном неслучайно. Да и вся эта чехарда с визитом Шустова якобы в поисках исчезнувшей возлюбленной его помощника тоже шита белыми нитками.
Но разобраться до конца в ситуации девушка не могла, голова кружилась, тошнило и в прямом и в переносном смысле. Ощущение грязи, липким коконом облепившей ее, становилось все сильнее.
Кое-как натянув одежду, Лана ополоснула заплаканное лицо холодной водой и решительно распахнула дверь ванной, готовая к любым неожиданностям.
Погорячилась. Не к любым.
Во всяком случае, не к тому, что она увидела.
Алабаи больше не осаждали Тарского. Они лежали на полу в странных позах – словно их мгновенно заморозили и аккуратно, чтобы не разбить, уложили набок: глаза открыты, взгляд остекленевший, пасти оскалены, Тимка застыл в полуприседе, его клон – с прямыми вытянутыми лапами.
Тела собак служат как бы подставками, на них лежит грубо выломанная дверца платяного шкафа.
А над всем этим сооружением монументами застыли Шустов и Тарский. Оба обнажены до пояса, на груди профессора висит странно мерцающий медальон, а в руках Сергея – тонкий кинжал из серебристо-белого металла.
От вида которого Лана почувствовала на себе, что означает выражение «стынет кровь». По венам сейчас не бежала, а вяло текла холодная жижица вместо крови, распространяя холод по всему телу, замораживая сердце, превращая в лед душу…
Потому что она уже видела этот кинжал. Там, на Олешином острове, когда лежала на жертвенном камне, а ее родной брат, ее Ярик готовился вонзить жало клинка ей в сердце.
Тогда в суматохе никто не вспомнил о Ключе, с ужасом отброшенном Яромиром в сторону. А потом кинжал исчез, Кирилл с Матвеем обшарили весь островок до последнего камня и ничего не нашли.
Лана искренне надеялась, что кошмар больше не повторится и этот нож навсегда исчез из ее жизни.
Она ошиблась.
– А вот и наша девочка! – ласково улыбнулся Шустов. – Ну что, успокоилась? Я уже в курсе, как не вовремя появились эти мохнатые твари, но ничего, думаю, они не смогли нанести серьезный вред ритуалу.
– Какому еще ритуалу? – тихо произнесла Лана, морщась от нарастающей головной боли.
– Ритуалу твоей подготовки. Для успешного открытия Врат ты должна была со всей страстью и пылом отдаться Сереженьке, забыв о любви к Кириллу. Что ты, насколько мне успел поведать наш герой, только что и проделала, – он гадко ухмыльнулся.
– Жаль будет тебя убивать, – на физиономии Тарского появилась такая же ухмылка, – уж очень ты в постели хороша!
– Допустим, – Лане стоило большого труда сохранять спокойствие, но она старалась, очень старалась, – до конца познать, насколько я хороша в постели, тебе так и не удалось, Тимыч помешал.