Черный мед
Шрифт:
В общем, всё это стало доставать. А он говорил по пьянке – будешь трепыхаться, угощу тобою полсоюза писателей, ту, которая не импотенты, в том числе и творческие, хотя где ж таких набрать?
Потом ему звонила, но приезжала уже редко. Однажды его хорошо помучила. Я тогда подрабатывала в баре на студенческой дискотеке в «тряпке». Познакомилась там с парнем и девчонкой. У них была своя тема про свободную любовь. В общем, спросили, хочешь побыть с нами? Я к ним поехала, мне понравилось. Потом ему рассказала. Он весь аж на говно
Я знала, что он собирается уезжать в Германию. Года через три встретила его на Владимирской, говорю: «Ты еще здесь?» Оказывается, приехал на месяц. Я уже вышла замуж, но и тот дураком оказался – за волосы меня таскал, говорил: я знаю, тебе нравится, у тебя мазохистские наклонности.
А он просил позвонить, хотел встретиться, но я не позвонила, хотя и хотела – все-таки, он был у меня первый…
Потянулись странные дни, странные ночи для него потянулись. Мириам приходила каждый вечер, оставалась на ночь. Ее муж, Михаэль (тёзка!) при редких встречах на лестнице отворачивался, краснел и старался своё объемное тело как можно более ускорить. Видимо, стыдно было ему за поведение супруги перед человеком, затащившим ее в койку.
Они с Мириам почти не разговаривали, только о самом насущном: «Завтра придешь?» – «Да». Она совершенно не интересовалась, кто он, чем занимается. Лишь однажды спросила, как он сюда попал, на что он лишь неопределенно махнул рукой в направлении, как ему представлялось, северо-востока: «Оттуда! Руссланд…» Они встречались только у него, никуда, естественно, не выходили вместе. Такая вот любовь…
Сладким ли оказался «черный мед»? Сбылись ли его представления об африканских феминах? – бурная, огнедышащая страсть, «бродилище плоти»?! Нет, пожалуй, – воображение наше, как всегда, мчится далеко впереди реальности. И всё же, всё же…
Извивается и разевает пасть влажный дракончик, издает жалобные стоны кровать. Они одновременно, хотя и разными маршрутами, штурмуют высочайшую вершину Земли – Пик истинного наслаждения! Ну же, Маришка, ну!!!
Но почему всё ироничнее улыбается своими золотыми губами венецианка, почему всё скептичнее кривится Арлекин-Пьеро? Может быть, потому, что по-прежнему всплывает в его снах та, теперь уже чужая девочка-жена, худенькая, нежная…
В ночь на пятнадцатое июня приснилось, что мы с Иркой находимся в какой-то клетушке коммунального гадюшника – вроде кто-то нам ключи от нее дал. Сначала – хорошо. Стопроцентное ощущение, что всё вернулось. Ирка – прежняя. Даже перепроверил себя – нет, это не сон. От счастья онемел!..
И вдруг отовсюду поперли какие-то полууголовные хари, мужские и женские: «Ходют тут всякие! Мы тут проживаем! Не дадим об себя ноги вытирать!..» И – лезут, смотрят, как бы уже препятствуют уходу, не выпускают. Всё изгадили…
В отношениях с Мириам наступила неизбежная пора охлаждения. «Черный мед» горчил всё больше. Она стала приходить реже, потом и вовсе начала избегать его. Несколько раз, взвинтив себя алкоголем, он звонил в ее дверь. Открывал тёзка. После третьего такого визита в продуманных тирадах шваба зазвучало слово «Polizei». Действительно, с точки зрения «просвещенных европейцев» его поведение уже граничило с криминальным.
А потом была нелепая история с двумя случайными знакомыми – молодыми грузинами Гурамом и Жорой, оказавшимися ворами (в Германии раздолье «гастролёрам» из Грузии, Молдавии, Украины, – работают бригадами по магазинам). По их просьбе он оставил у себя сумку, в которой оказался краденый японский ноутбук. Это было уже стопроцентно «криминальное поведение». Звонили из полиции, задавали каверзные вопросы. Кто-то навел, а что эти, с виду увальни, в черных кожаных куртках и фуражках болотного цвета, умеют вцепляться мертвой хваткой, он убедился. Дети гор тем временем растворились в пространстве.
В какой-то момент он понял, что надо взять себя в руки и перестать думать о Мириам. А в связи с последними событиями еще лучше на время уехать, затихариться…
Автобусом он добрался до Амстердама, где в первый же вечер, крепко приняв виски, познакомился и нашел случайный приют в интернациональной компании юных любителей «травки». В их «штаб-квартире» он и очухался сегодня утром. Но и здесь ему не место – ориентация не та…
…На перекладных он добрался до Страсбурга – непонятно, зачем. Впрочем, когда-то этот весёлый город, «перекресток Европы», который не испортило даже наличие стеклянных монструозных кубов и параллелепипедов европарламента, оставил у него самые приятные впечатления. А теперь… Река Л’Илль все так же огибает, растекаясь на два рукава, чудесный остров Пти Франс. Те же игрушечные шлюзы, смесь французского и немецкого в архитектуре, те же дети Черного континента, навязчиво предлагающие разнообразную дребедень на Аустерлицкой площади, куда приходят туристские автобусы из Италии и Германии. Да только совсем уже невесело…
Побродив по городу, он присел на каменную тумбу на мосту и задумался. Двое полицейских в беретах остановились метрах в десяти и поглядели на него с сомнением. Но ему было плевать на их бдительность. Эх, сейчас бы хоть бутылочку пивка, да в пиццу впиться! Он позвенел карманной мелочью – пожалуй, хватит. В пиццерии вдруг вспомнил, что сегодня тридцать первое августа, последний день лета. Вот и еще одно пролетело…
Ну, и куда же теперь? Поплутал недолго… В Россию? Или обратно в Германию? Она-то в двух шагах, за Рейном. Хоть пешком иди – как раз по средствам. Там он сможет увидеть Мириам, но что дальше? Кому и как объяснишь, что уже всё равно – куда? Абсолютно всё равно…