Черный орден
Шрифт:
Грей помрачнел еще больше. Монк удивленно раскрыл глаза.
— Грей!
— Что?
— Ты даже ей не позвонил?
— Я не думал…
— Она служит в полиции, значит, знает о каждом террористическом акте в Копенгагене. Тем более про то, как какой-то придурок заорал в толпе: «Бомба!» и свалил оттуда прямо на аттракционной платформе.
Монк прав, зря он не позвонил Рейчел.
— Грейсон Пирс, ну что мне с тобой делать? — печально покачал головой Монк. — Когда ты отвяжешься от бедной девушки?
— О чем ты?
— Брось. Я рад, что вы с Рейчел
Грей ощетинился:
— Хотя тебя это не касается, мы с ней как раз собирались обсудить при встрече наши отношения! А тут все эти чертовы события…
— Повезло тебе.
— Знаешь, хоть ты и таскаешь два месяца в кармане обручальное кольцо, ты еще не стал специалистом по вопросам семьи и брака.
Монк поднял обе руки вверх.
— Сдаюсь, убедил. Я просто…
— Что именно?
— На самом деле ты не хочешь, чтобы у вас были отношения. Верно?
Грей даже моргнул от столь прямого вопроса.
— О чем ты говоришь? Мы с Рейчел делали все возможное, чтобы их сохранить. Я люблю Рейчел, и ты это знаешь.
— Знаю, и никогда тебе не возражал. Однако настоящих отношений ты боишься. — Монк принялся загибать пальцы: — Жена, дети, ипотека… Ваши отношения с Рейчел не что иное, как затянувшееся первое свидание.
Грей подыскивал резкий остроумный ответ, но беда была в том, что Монк попал в точку. Всякий раз при встрече им приходилось преодолевать некую скованность. Совсем как при первом свидании.
— Сколько лет мы знакомы? — спросил Монк.
Грей отмахнулся.
— Много ли за это время у тебя было девушек? — Монк сложил пальцы в большой нуль. — И посмотри, кого ты выбрал для своего первого серьезного романа.
— Рейчел замечательная!
— Верно. Я рад, что до тебя дошло. Но не забывай, приятель, о непреодолимых барьерах.
— О каких барьерах?
— Во-первых, Атлантика. Чертовски большое расстояние, хотя и это не главное. — Монк снова помахал в воздухе тремя пальцами. — Жена, дети, ипотека… Ты не готов. Видел бы ты выражение собственного лица, когда я сообщил тебе, что Кэт беременна. Ты перепугался до смерти, а ведь это мой ребенок, а не твой.
Сердце колотилось у Грея в горле. Дыхание сперло, как после удара под дых.
Монк вздохнул.
— У тебя комплексы, парень. Не знаю, может, стоит поговорить с отцом.
Прозвучал музыкальный сигнал интеркома, и пилот объявил:
— Мы в полете около тридцати минут. Скоро начнем снижение.
Грей выглянул в иллюминатор: на востоке вставало солнце.
— Попробую немного подремать, пока мы не приземлились, — пробормотал Грей.
— Здравая мысль.
Грей повернулся к Монку и даже открыл рот, чтобы ответить, но передумал и сказал:
— Я люблю Рейчел.
Монк откинул спинку кресла и со вздохом повернулся на бок.
— Знаю. В этом-то вся и сложность.
5 часов 45 минут
Заповедник Хлухлуве-Умфолози
Сидя в маленькой
— И нет никакой надежды, что Марсия жива? — спросила Пола Кейн.
Кхамиси покачал головой. Он пришел сюда после разноса начальника не потому, что хотел спрятаться от действительности. Его тянуло домой, в одинокую спальню в одном из маленьких домиков на краю заповедника, которые сдавали внаем инспекторам. Интересно, подумал Кхамиси, долго ли я протяну без жалованья, если меня в конце концов уволят?
Однако домой он не пошел, а вместо этого проехал добрую половину заповедника, чтобы добраться до другого поселка, состоящего из нескольких домов для временного проживания. Здесь находился маленький анклав ученых, работавших по грантам. Кхамиси много раз бывал в выбеленном строении под гигантскими акациями, с крохотным садиком и небольшим двором, по которому бродили куры. У его обитательниц гранты, кажется, никогда не кончались. В последний раз Кхамиси приезжал сюда, чтобы отметить десятую годовщину их работы в национальном парке. Для научного сообщества подруги стали такой же неотъемлемой частью Хлухлуве-Умфолози, как «большая пятерка» крупных животных — объектов спортивной охоты.
Теперь Пола осталась одна.
Доктор Кейн сидела на диванчике у низенького столика напротив Кхамиси и глядела на него глазами, полными слез.
— Ну, что ж… — Она перевела взгляд на стену, увешанную фотографиями, запечатлевшими прежнюю, счастливую жизнь. Инспектор знал, что подруги были неразлучны много лет, со дня окончания Оксфорда. — Я не очень-то и надеялась.
Маленькой худенькой женщине с проседью в волосах было за пятьдесят, хотя обычно выглядела она лет на десять моложе. Свойственная ей строгая красота не требовала косметических ухищрений. Однако сегодня утром побледневшая Пола казалась жалким подобием себя прежней. Кхамиси не находил слов, чтобы утешить ее, и произнес лишь:
— Мне очень жаль.
— Я знаю, что вы сделали все, что могли. Я слышала злые слухи. Белая женщина погибла, а черный мужчина остался жив. Некоторым местным это не нравится.
Кхамиси понимал, что она имеет в виду главного инспектора Келлога. Пола и Марсия нередко воевали с ним, не меньше других зная о его связях и положении в обществе. Апартеид пал окончательно только в крупных городах и поселениях; в саванне миф о Большом белом охотнике властвовал по-прежнему.
— Она погибла не по вашей вине, — произнесла Пола, читая мысли инспектора.
Он отвернулся. Ему было приятно сочувствие Полы, однако обвинения главного инспектора по-прежнему камнем лежали на душе. Умом Кхамиси понимал, что сделал все, чтобы защитить доктора Фэрфилд. И тем не менее сам-то он вернулся из леса, а она — нет. С фактами не поспоришь.
Не стоит больше надоедать. Ему необходимо было выразить доктору Кейн свое сочувствие и лично рассказать о том, что произошло в лесу, и он это сделал.
— Мне нужно идти.
Пола проводила гостя до затянутой сеткой двери.