Черный Отряд (Десять поверженных)
Шрифт:
Я смотрел на площадь. Почему Душелов все это мне говорит? И одним и тем же голосом. Уж не голос ли это самого Душелова?
– Потому что ты думал, что я вершил жестокости ради жестокости.
Я подпрыгнул:
– Но как вы?..
Душелов издал звук, заменяющий ему смех:
– Нет. Я не читал твои мысли. Просто я знаю, как размышляют люди. Ведь я Ловец Душ, ты не забыл?
Бывает ли Взятым одиноко? Страдают ли они без простых приятельских отношений? Без дружбы?
– Иногда. – На сей раз голос женский, обольщающий.
Я обернулся, потом, испуганный, перевел взгляд на площадь.
Душелов угадал и эту мою мысль. Он перевел разговор на Загребущего.
– Просто его устранение не входило в мои планы. Я хотел, чтобы герой Форсберга дискредитировал сам себя.
Душелов знал нашего врага лучше, чем мы подозревали. Загребущий играл в его игру. Он уже совершил две впечатляющих, но тщетных попытки добраться до нашей ловушки. Эти неудачи сильно подорвали его авторитет в глазах сопровождающих. Если верить слухам, Розы склонялись к проимперским симпатиям.
– Когда он выставит себя дураком, мы его раздавим. Как назойливого жука.
– Не недооценивайте его. – Какое нахальство. Давать совет одному из Взятых. – Хромой…
– Неудачное сравнение. Я не Хромой. Они с Загребущим очень похожи. Давным-давно… Властелин мог бы сделать его одним из нас.
– А как он выглядит? – Не давай ему замолчать, Костоправ. От Властелина до Госпожи всего один шаг.
Душелов поднял руку ладонью вперед и медленно согнул пальцы, словно когти. Его жест заставил меня похолодеть. Мне ярко представилось, как эти когти терзают мою душу. Конец разговора.
Позднее я сказал Ильмо:
– Знаешь, ведь сокровища могли бы быть и ненастоящими. Сошло бы что угодно, раз никто не в силах до них добраться.
– Ты не прав, – возразил услышавший меня Душелов. – Загребущий должен знать, что они настоящие.
Наутро до нас дошла весточка от Капитана – по большей части новости. Несколько мятежников-партизан сложили оружие в ответ на наше предложение об амнистии. Кое-какие их регулярные части, пришедшие на юг вместе с Загребущим, отошли севернее. Смятение добралось и до Круга – их встревожила неудача Загребущего в Розах.
– Но почему? – удивился я. – Ведь ничего, в сущности, не произошло.
– Произошло, – ответил Душелов. – В людских умах. Загребущий, а по аналогии с ним и Круг, выглядят бессильными. Ему следовало бы передать командование войсками в Клине другому командиру.
– Будь я генералом-победителем, я, наверное, не согласился бы на такое унижение, – заметил я.
– Костоправ! – ахнул изумленный Ильмо. Обычно я не выражаю свое мнение вслух.
– Это правда, Ильмо. Ты можешь представить себе любого генерала – нашего или вражеского, – который просит другого генерала занять его место?
Черный морион, скрывающий лицо Душелова, повернулся в мою сторону:
– Их вера умирает. А армия без веры есть армия, потерпевшая поражение куда более сокрушительное, чем на поле битвы. – Когда Душелов говорит на какую-то тему, ничто не может его отвлечь.
У меня возникло странное ощущение, что он, возможно, как раз из тех, кто способен уступить командование более опытному.
– Теперь мы начнем закручивать гайки. Все мы. Рассказывайте об этом в тавернах. Шепчите на улицах. Травите его. Гоните его. Надавите на него так, чтобы у него не было времени думать. Нужно, чтобы он впал в такое отчаяние, что решился бы на какую-нибудь глупость.
Я решил, что идея у Душелова правильная. Эта победа будет одержана не на поле боя. Весна уже на носу, но сражения еще не начались. Глаза всего Клина были обращены к вольному городу. Все ждали исхода дуэли между Загребущим и защитником Госпожи.
– Теперь уже нет необходимости убивать Загребущего, – заметил Душелов. – Доверие к себе он потерял полностью. Сейчас мы уничтожаем уверенность его сторонников и всего их движения. – И он возобновил бдение у окна.
– По словам Капитана, Круг приказал Загребущему покинуть город, – сказал Ильмо. – Тот отказался.
– Он восстал против собственной революции?
– Он хочет уничтожить нашу ловушку.
Вот и еще одна грань человеческой натуры, работающая на нас. Самонадеянная гордыня.
– Доставай карты. Гоблин и Одноглазый опять принялись грабить вдов и сирот. Пора облегчить их кошельки.
Загребущий остался в полном одиночестве – озлобленный, знающий что на него охотятся. Исхлестанный пес, бегающий по ночным переулкам. Он не может верить никому. Мне стало его жаль. Почти.
Он дурак. Только дурак продолжает делать ставки, когда его шансы уменьшаются. А шансы Загребущего уменьшались с каждым часом.
Я ткнул пальцем в темный силуэт возле окна:
– Если прислушаться, весьма смахивает на сборище братства шептунов.
Ворон взглянул поверх моего плеча, но ничего не сказал. Мы играли на пару в тонк, борясь со скукой и временем.
От окна доносилось бормотание десятка голосов: «Я это чувствую», «Ты ошибаешься», «Это надвигается с юга», «Надо заканчивать немедленно», «Не сейчас», «Уже пора», «Нужно подождать еще немного», «Мы рискуем удачей. Игра может обернуться против нас», «Опасайся гордыни», «Это уже здесь. Вонь опережает это, словно дыхание шакала».
– Интересно, ему когда-нибудь удается переспорить самого себя?
Ворон и на этот раз промолчал. Я и прежде пытался разговорить его, когда ощущал в себе побольше храбрости. Тщетно. С Душеловом у меня и то лучше получалось.
Душелов внезапно поднялся и что-то произнес – гневно и неразборчиво.
– Что случилось? – спросил я. Я устал от Роз. Меня уже тошнило от этого города. Он пугал меня – отправившись прогуляться по его улицам в одиночку, можно было расстаться с жизнью.
Один из призрачных голосов был прав. Мы приблизились к черте, за которой отдача от нашей затеи начала уменьшаться. Во мне уже против моего желания постепенно росло восхищение Загребущим – он отказывался сдаться или убежать.