Черный пес Элчестера
Шрифт:
И Фрэнсис тоже замер, когда понял, сколько времени прошло...
С последнего "угощения".
Однажды ночью, обнимая любимую, он осмелился спросить:
– Ты хочешь ребенка?
Девушка изумленно подняла голову с подушки, посмотрев на молодого человека. Глаза ее, расширившиеся, полные радостного недоверия и удивления, блестели в лунном свете двумя озерами.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я так подумал...
– смутившись, сбивчиво начал объяснять молодой человек.
– Просто ты давно мне не давала настой...
– Отвар, -
– Я теперь сама его пью.
– Почему?
– Фрэнки слегка опешил.
Мили негромко рассмеялась:
– Потому что его нельзя принимать долго, родной! Грозит полным бесплодием! Я не могу сыграть с тобой такую жестокую шутку... Будем чередоваться... Только два месяца его можно пить безопасно, а потом два месяца капли в рот нельзя брать! Как видишь, мы вполне можем защищать друг друга, нисколько не страдая!
– А может...
Он запнулся и долго молчал.
– Что?
– не выдержала она.
– Может, ты...мы совсем не будем его пить?
На сей раз долго молчала она.
– Опять будешь щекотаться, если я спрошу?
– лукаво поинтересовалась наконец Мили.
– Опять, - шутливо вздохнул Фрэнсис.
– Тогда я отвечу, что посмотрим ближе к весне.
– Ты мое счастье... Самая дорогая женщина на земле.
Милица поцеловала Фрэнсиса и ничего не ответила.
Неужели он говорил серьезно? Неужели он...ее любит?..
Они долго молча лежали в темноте, взявшись за руки, и думали о будущем.
Глава XIV
Землю обняла зима пуховыми легкими рукавами, накрыла лес белой тишиной. Эта тишь струилась из окон, наполняла воздух, ложилась на плечи деревьев пушистыми искрящимися накидками. Солнце смеялось в тонкой вязи снежных кружев, лежащих поверх зеленых еловых лап. Переливалось в голубом льдистом узоре, затянувшем окна...
Салазки декабря неудержимо мчали год вниз, в пуховые сугробы уснувших лет, и в этом головокружительном, веселом скольжении как никогда чувствовалась близость праздника...
– Послезавтра Рождество, - задумчиво проронил Фрэнсис однажды утром, сидя перед огнем очага, на их излюбленном месте. Они заканчивали завтрак, и юноша размышлял вслух.
– Надо будет раздобыть оленя... Или куропаток. Что тебе подарить, моя ненаглядная?
– весело спросил он, оглянувшись на Милицу, сидевшую рядом.
– Праздник, - просто ответила она, прислонившись к его плечу.
– Я хочу повеселиться... А что бы хотелось тебе, Фрэнки?
– Ну...
– он заулыбался, подняв взгляд к потолку.
– Мне всегда отчаянно хотелось, чтобы на рождественский стол подали свежие ягоды... Это невозможно.
Милица лукаво улыбнулась и промолчала.
– Хочешь, покатаемся на Угольке?
– предложил молодой человек.
И Мили с восторгом обняла своего милого...
О таком взаимопонимании можно было только мечтать: Милица всегда готова была поддержать любую идею Фрэнсиса, сама была неистощима на выдумки: они запекали оленину в брусничном варенье - потом не знали, что делать с получившимся блюдом; добавляли мед в квашеную капусту с грибами - получилось очень даже неплохо. Танцевали ночью во дворе, под звездами, бегали встречать рассвет над пропастью... В полночь залазили на крышу сеновала, чтобы прыгать оттуда в сугроб - обязательно в обнимку, и там, в сугробе, целоваться как безумные...
Но больше всего они любили часы, которые проводили в объятьях друг друга. Мили никогда не отказывала Фрэнсису в самых смелых фантазиях - но всегда говорила, если ей что-то приходилось не по вкусу. Такой благородной прямоты, открытости, смеси дерзости и чистоты он не встречал прежде ни в одной женщине... Боже, как он боялся ее потерять! Потерять так же, как первую любовь... Иногда, прижимая Милисенту к себе, зарываясь лицом в ее волосы, юноша безмолвно молил небеса не забирать это счастье, и Мили не понимала, отчего тень боли отражается в его глазах...
...Они выбежали из дома навстречу морозному солнечному утру, и Милисента, постукивая сапожком о сапожок, отправила рыцаря седлать лошадь. Пятясь, Фрэнки выводил Уголька из конюшни - радостно фыркающего, предвкушающего прогулку - как вдруг ощутил сильный, тупой удар: в плечо врезался снежный комок, а за ним второй - в спину.
И, разумеется, эта девчонка довольно хихикала!
Скорчив самое зверское выражение лица, какое только мог, юноша, увернувшись от третьего снежка, нагнулся и зачерпнул полную пригоршню снега. Милица, хохоча, осып ала возлюбленного градом снежных снарядов, пытаясь помешать ему слепить свой - но такие проказы были рыцарю не в новинку. В детстве они с Диком часто устраивали подобные побоища во дворе замка, и нередко к юным лордам присоединялась орава челядинских чад...
Так что, на сей раз, его красавица не на того напала...
Вскоре влюбленные уже вовсю носились по подворью, петляя между постройками, устраивая засады за углами, играя то ли в прятки, то ли в догонялки, то ли в снежки - и их смех звенел под сводами зимнего леса...
Уголек недовольно фыркал и бил копытом, требуя внимания - и Милица решила, что самое лучшее укрытие - за спиной скакуна. Фрэнсис никогда не стал бы кидать снежками в лошадь, рискуя вывести ту из себя. Особенно если около животного - любимая.
Лорд просто свистнул, подзывая коня к себе - и мгновенно обрушил на Мили, оставшуюся без защиты, целый ливень снежков. Она визжала и уворачивалась, хохоча...
– Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь!
– сквозь смех кричала девушка, вся в налипшем снегу.
Граф подбежал к ней, обнял, закружил в объятиях, осыпал поцелуями...
– Что, получила?
– шутливо спрашивал он.
– Получила, ведьма несчастная?.. Будешь знать, как подкрадываться?..
– Получила! Буду!
– хохотала Милица.