Черный прах

Андрижески Дж. С.

Довольно с него этих проклятых тварей.

Учитывая, что вампиры были основной причиной, по которой его жена в данный момент с ним не разговаривала, от этой мысли Блэк ощутил тошноту, а боль вернулась острой волной, от которой почти невозможно было думать. Это не просто беспокойство, это откровенный страх. Он никогда не сумеет объяснить ей, что он приехал сюда, не зная, что дело связано с вампирами.

Она никогда ему не поверит.

Скорее всего, она не поверит ему даже при условии, что Ник его поддержит.

Хуже

того, она уже думала, что у него проблемы из-за всей этой истории с кровью. Если она вобьёт себе в голову, что Блэк приехал сюда не убить их, а из-за чего-то, связанного с кормлением, то Блэк сильно сомневался, что она вообще станет обсуждать это с ним.

Поборов очередную волну тошноты, он стиснул рукой своё запястье.

Часть его хотела уехать - прямо сейчас.

Он пообещал Мири, что прекратит охотиться на вампиров. Бл*дь, он пообещал ей, что не приблизится к этим проклятым тварям, ни по какой причине. Он сказал, что делал это только до тех пор, пока Брика не арестовали, а после у него не было причин продолжать.

Теперь, когда правительство заперло этот кусок дерьма где-то в подземном бункере, желательно тыкая в него иголками и пытаясь выяснить, как снова сделать его обычным парнем, Блэк целиком и полностью намеревался уйти.

Мири выглядела довольно скептично настроенной, когда он сказал это, но он говорил серьёзно.

По правде говоря, теперь, когда Брика убрали с дороги, Блэк был более чем счастлив позволить дяде Мири, Чарльзу, и полковнику выслеживать и топтать остатки Бриковской армии кровососов, по крайней мере, пока они не представляли прямой угрозы для кого-то в окружении Блэка.

Что бы ни угрожало этому городу, Блэк очень надеялся, что это что-то другое.

В противном случае, Мири ему всю плешь проест.

Хуже того, она может вообще отказаться разговаривать с ним, и в этот раз не на недели, а на месяцы - может, даже годы. После случившегося в Нью-Йорке Блэк почти её не винил, но одна лишь мысль о такой возможности приводила его в бл*дский ужас.

Они были связаны, так что она не могла оставить его навсегда.

Нравится ей это или нет, она не могла оставить его навсегда.

Однако сейчас это казалось слабым утешением, когда из-за боли разделения почти невозможно спать по ночам, и Блэк перебрал почти все способы подрочить так, чтобы не втянуть её в это напрямую - и взбесить её ещё сильнее.

Блэк все ещё обдумывал то, что уловил в своём рандомном сканировании сознания горожан, стараясь не реагировать слишком остро, пока не узнает большего - стараясь овладеть своей паранойей и страхами, особенно связанными с Мири - когда детектив Джаспер «Красный» Натани свернул на подъездную дорожку возле небесно-голубого почтового ящика и принялся хрустеть ботинками по гравийной дорожке до дома.

Блэк настороженно последовал, глядя вперёд на одноэтажный дом, выкрашенный в тот же небесно-голубой цвет, что и почтовый ящик. На его крыше красовалась спутниковая тарелка.

Они дошли до конца дорожки, и Блэк заметил ещё одну изрытую тропинку, ведущую от дома прямо мимо старого соснового дерева. Справа от тропинки стоял амбар, а также низенький загон с несколькими лошадьми, которые с любопытством наблюдали за ними, насторожив уши.

Рядом с сосной был припаркован старый индейский мотоцикл, а также грузовик Тойота, покрытый несколькими слоями жёлтой и красной пыли.

Красный прошёл к входной двери, затарабанив в неё одним кулаком.

Он бил так крепко, что старая дверь затряслась на петлях.

– Мэнни!
– крикнул он внутрь.
– Я тут привёл твоего друга!

– Которого?
– ответил приглушенный голос.

– Придурка, - сказал Натани.

Он собирался постучать снова, когда дверь внезапно открылась.

Блэк вздрогнул, увидев узкое морщинистое лицо стоявшего там мужчины. Его освещал крылечный светильник, а сзади тот свет, что горел в доме.

Иногда он забывал, как быстро старели люди.

Если бы мужчина перед ним был видящим, как Блэк, то он приближался бы к 700 годам, если не старше.

В человеческих годах ему, наверное, было семьдесят с небольшим.

– Иисусе, - сказал он.

Не подумав, Блэк снял солнцезащитные очки.

Мэнни смотрел на него, его глаза отражали то же недоверие, которое, должно быть, светилось в глазах Блэка. И все же он по-прежнему видел Мэнни в этих глазах. Темные, почти черные, и острые как стекло - совсем такие же, какими они были в его двадцать лет.

Сейчас он не был одет в армейскую униформу, но джинсы выцвели до почти белого цвета, стально-седые волосы заплетены в косичку, перевязанную кожаным шнурком, и болтались на спине поверх темно-зелёной футболки. Однако он был подтянутым, худым и высоким, как и раньше. Только лицо сделалось впалым, отчего скулы стали казаться более высокими, губы стали тоньше, подбородок не так выдавался вперёд.

– Ты охереть как постарел, - сказал Блэк.

– А ты нет, - ответил мужчина, все ещё разглядывая его.

Затем Мэнни удивил его, расплывшись в широкой улыбке.

Спустившись по деревянной лестнице на удивление лёгкой походкой, он усмехнулся с явным довольством, сграбастав Блэка в крепкое объятие, сжав его жилистыми, мускулистыми руками. Блэк обнял его в ответ, поначалу скорее от удивления, а затем с искренним теплом, когда оказался окутан присутствием старика.

Он все ещё ощущался как Мэнни, но как будто мягче. Намного мягче.

Достаточное количество лет вдалеке от войны и того хаоса привели его в состояние, отличное от того, что было при их последней встрече с Блэком.