Черный пролетарий
Шрифт:
Архивариус передал запрос помощнику. Запустили вторую машину. На полную обработку массива данных требовалось немало времени, однако Пандорин рассчитывал на интуицию старика. Он отошёл к дверям, где для удобства посетителей был установлен диван, кресла и журнальный стол. Присел, закинув ногу за ногу. Поворошил разбросанные на столе старые журналы, свежую и не очень прессу. Наверху лежал четверговый выпуск еженедельной газеты «Из рук в руки», в которой рабкоры размещали обзоры невольничьего рынка, заметки об актуальных работорговцах, ремёслах, оценочные статьи крупных собственников. Собственниками могли быть и рабы, держащие
Пандорин читать «Из рук в руки» побрезговал. Выбрал ещё не затрёпанный выпуск «Плотницких рассказов» про сельскую жизнь, выпускаемый раз в квартал издательством Манулова. На мягкой обложке скакал по горам жёлтой стружки с топором наготове неизбывный герой сериала Раскольников, за пристрастие к прослушиванию радиопередач прозванный Радионом.
Отключившись от шума сортировальных станков, Пандорин погрузился в «Возвращение делового горбыля»:
«Однажды тёмной ненастной ночью к нам на пилораму вернулся горбыль…»
Из тёмного омута, порождённого дубовым пером столицы, сыщика выдернул старик в белом халате.
— Есть результат, ваше благородие, — объявил архивариус, возвращаясь с бланком, на котором были записаны установочные данные с первых выпавших карточек. — Перспективных химиков семеро. Приступаю к продолжению обработки запроса.
Пандорин взял список. Фамилии ничего не говорили начальнику сыска.
— Почему они? — спросил он, — У тебя самого есть что сказать?
Архивариус кивнул.
— Поглядел и припомнил, ваше благородие. Так сразу данные не сопоставишь, а как посмотришь на общий результат, и в голове словно карта выпадает.
— Пятеро мужиков и две бабы, — прокомментировал Пандорин.
— Так точно, — улыбнулся старый раб. — Московская целительница Урина Малахова. Улица Стахановская, дом три, подвал.
— Урина… — Павел осторожно постучал в дверь торцом кулака. Оглянулся. Из подвальной лестницы было видно только часть крыльца, да парапет. Снова мягко постукал. — Это я, Павел, открой, дело есть.
Химичка не торопилась. То ли была занята, то ли спала до середины дня после своих ночных бдений. Из щелей сочились колдобящие запахи, по сравнению с которыми скотный двор Жеребцовых-Лошадкиных казался благоухающим раем.
— Урка, открой.
Вызывать пришлось долго. Вагин извёлся, но вот прошлёпали шаги, сдвинулась щеколда, дверь отворилась вовнутрь на длину цепочки.
— Да открой ты, Урина, — прошептал Павел.
— Ты кто такой? — москвичка изо всех сил шифровалась, но Вагину было не до конспирации.
— Товарищ Малахова, не пудри мозги, дело срочное. Дай зайти, некогда мне вату катать.
— Чтоп ты обоссался, — прошипела Малахова, но цепочку скинула.
Когда дверь отворилась, в грудь москвичке ткнулся ствол револьвера.
— Люби Россию, гнида! — Вагин быстро спустил курок.
Хлоп, хлоп, хлоп. Дульный срез утонул в шали, в которую куталась подвальная варщица. Выстрелы казались неуверенными ударами молотка по доске. Урина Малахова отступила и повалилась в прихожую. Дыма вышло негусто — в подвальном
«Не пропадать же мне, один раз живём!» — озлился Павел и выстрелил мальчику в лоб.
В Великом Муроме было полно улочек, о которых не подозревали старожилы. Скорее, проезды и переулки, они вились сикось-накось и застраивались как попало. В Тупиковом проулке кирпичную пристройку занимал итальянский инженер Эннио Блерио. Целыми днями он постукивал, пилил, скрёб металлом о металл, пованивал кислотами и припоем, сверлил и отжигал. Внешности инженер удался неказистой — как увидишь, так и блеванёшь, а потому жил одиноко и носа на улицу не казал. Он подкреплял конструкторскую работу мысли реализацией задумок в металле, которую редко выносил на всеобщее обозрение. Участие в ежегодной Всероссийской выставке неизменно приносило ему почётную грамоту, которые инженер наклеивал вместо обоев. Жюри признавало оригинальность замысла, однако не усматривало в изобретении никакой практической пользы. Где тягаться с лучшими умами Владимира и Москвы! Блерио влекло к новаторству. Он концептуально мыслил на сто шагов дальше своих конкурентов, но приземлённые умы выставочной комиссии сосредотачивались на извлечении немедленной выгоды.
Гениальный инженер-неудачник на жизнь зарабатывал изготовлением нехитрых поделок, которыми торговал из-под полы. Пистолет в пуговице, стреляющий отравленными иголками портсигар, ловчая сеть в зонтике, заводная кавасаки. Всё это была прибыльная, но безыскусная халтура. Вот как недавний разгрузочный взрыватель, который понадобился чёрт знает кому чёрт знает зачем. Лица заказчика Эннио не запомнил. Он вообще был какой-то незапоминающийся. Кого собирались минировать, инженеру было наплевать. Он не разговаривал с соседями и не читал газет. Он творил!
Механический портал был почти собран. Блерио шлифовал бронзовое зубчатое колёсико, добиваясь мягкого хода шестерёнок. Эннио обожал мастерить идеальные механизмы. Если покрутить ручку, в кольце с выгравированными магическими знаками разъедутся лепестки диафрагмы. Компактный паровой генератор через преобразователь электрического тока наполнит банку маной. Провод из человеческих ингредиентов передаст Силу на обод. Знаки наполнятся и активируют портал. Если покрутить ручку в обратную сторону, диафрагма закроется, но портал останется активным до истечения заряда маны. Им можно пользоваться дозировано, разбивая процесс на нужные отрезки. Этого ещё не делал никто.
— Завтра я открою ворота в ад! — прошептал Блерио по-русски.
Из шлифовальной медитации его вывел стук в дверь. Возможно, звонили в механический звонок, но, замаявшись вертеть барашек, обратились к привычному способу простонародья.
— Порко мадонна! — сквозь зубы процедил Блерио, оторвался от чарующего занятия и поспешил на зов.
Он ненавидел, когда беспокоят во время работы, но если отвлекли, разумнее предаться в руки клиента, чтобы побыстрее закончить его визит.
— Кто! — выкрикнул он на русском, который выучил быстро и хорошо.