Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
Шрифт:
Женщина мазнула по нему рассеянным взглядом и отвернулась к Илюшину. «Напортачили два дурня, – мелькнула догадка, – а мальчишка все разнюхал».
Молчаливый друг Макара привалился к стене. В другое время Нина сказала бы все, что думала, о манерах некоторых, которые обои в чужих домах протирают. Но сейчас Бабкин мог бы изрисовать все стены маркером без опасения, что его прервут. Сысоева усердно решала логическую задачку, поставленную Илюшиным.
– Муж ваш и брат во время убийства были на улице, – сказал Макар, сложив руки на груди. – По их словам,
Он покачался с пяток на носки.
– С участка Кожемякина отлично просматривается крыша вашего сарая и все подходы к ней. Это факт номер два. Когда моя подруга имела неосторожность признаться в убийстве, в вашем семействе началась скоропостижная повальная эпидемия признаний – это факт номер три. И особенно усердствовали Петруша с Григорием – это четыре. Что отсюда следует?
– Что? – как завороженные, откликнулись эхом Нина, Григорий и Петр.
Бабкин подавил в себе желание последовать их примеру. Все-таки в Макаре проявлялось временами что-то гипнотическое, как в удаве Каа, раскачивающемся перед бандерлогами.
– Из этого следует, что ваш супруг видел, кто тащил Пудовкину на крышу, – любезно пояснил Макар. – И человек этот ему очень дорог, раз он выступил на его защиту, пожертвовав собой. Разумеется, это не может быть Галка Исаева. К тому же вы, Петр, были не один, – Илюшин наконец-то удостоил взмокшего Сысоева взглядом, – а с Григорием.
Гришка нацепил на физиономию неестественную ухмылочку и поклонился: спасибо, мол, наконец-то признали и мои заслуги.
– Не паясничай! – резко бросила Нина. – Петенька, это правда? Вы видели, кто был на крыше?
Петруша страдальчески посмотрел на нее, торопливо заморгал и сразу отвел глаза. Бабкину стало его жалко: маленький, ссутулившийся, испуганный. Да и братец этот, Гришка, тоже перетрусил. Видно, что бодрится, но внутри трясется, как студень. Удивительно еще, как хватает запала ухмыляться перед Илюшиным.
Петруша молчал, но Нине Борисовне и не требовалось его признание. Кого еще будут защищать с таким упрямством эти двое?
Сысоева непроизвольно прижала руку к сердцу.
– Рита! – выдохнула она. – Ох, господи…
Бабкину хватило одного взгляда на побагровевшее лицо ее супруга, чтобы понять: устного подтверждения не требуется. Не способен Петруша играть роль и притворяться дольше одной минуты. Невероятно, как это проницательный Илюшин не добился от него правды при первом же разговоре.
– Гриша! – стиснутым голосом приказала Нина.
– Нет, Нин, и не проси, – с издевательской ухмылкой отказался ее брат. – Ничего не видел, ничего не знаю, все эти измышления не ко мне.
«А крепкий орешек, хоть и студень, – удивился Бабкин. – Ай, молодец».
– Ритка, – убежденно кивнула Нина. – Ее, значит, вы разглядели, пока у Кожемякина отирались. И молчали оба. Ох, дурни, дурни!
Она представила угрюмую свою дочь.
«Вспылила, ударила Елизавету, перепугалась…
Нина выпрямилась во весь рост и оказалась почти вровень с Илюшиным. При первом взгляде Бабкин мысленно записал ее в низенькие женщины и теперь сам удивился своему заблуждению. На стене выросла съежившаяся было тень.
Сергею показалось, что температура в кухне резко скакнула вверх. Он вытер пот со лба и подавил желание оказаться как можно дальше отсюда, например на берегу реки, а еще лучше в Москве. «Там сейчас всего пятнадцать градусов, дождик…» Бабкин, не любивший ни дождя, ни прохлады, внезапно ощутил, что именно такая погода является пределом его мечтаний. Он даже сдвинулся на шаг к двери.
Илюшин не тронулся с места.
– С Ритой разобрались, – вежливо сказал он. – Значит, это ее вы заметили, Петр. Осталось узнать, что с платьем.
«А ну пошел вон!» – безмолвно приказала Нина.
«Да щас! – легкомысленно отозвался Илюшин милой улыбкой. – Уже бегу и тапочки теряю».
«У меня дочь тетку убила! Поимей совесть, подлец! Не до тебя сейчас!»
«А у меня вопросы внутри чешутся. Пока не узнаю ответов, никуда не уйду».
Нина закатила глаза. Вот же пиявка неотвязная! У нее жизнь рушится, а его какое-то платье заботит.
– Не в платье дело, – пояснил Илюшин, словно отвечая на ее мысли. – Петр, зачем вам нужно было удалить жену из кухни?
Григорий что-то пробормотал невнятное, но не вмешался.
– Вы ведь за этим послали ее переодеваться, правда? – мягко продолжал Макар. – И не сами придумали этот повод, а Григорий подсказал?
Сысоев наконец-то разомкнул губы.
– Дрожжи.
– Что – дрожжи? – вежливо поинтересовался Илюшин.
– Дрожжи мне были нужны, – признался Петр.
Что уж тут скрывать! Про Риту все равно каким-то образом разузнали, хотя он до последнего готов был прикрывать непутевую свою дочь и даже Нине ни полсловечка не намекнул. Один Бог знает, до чего ему было тяжело принимать решение самостоятельно и думать, как его исполнить. Отвык Сысоев от этого. Всем заправляла Нина. Она командовала, он брал под козырек. А тут нужно было не только дочь спасти, но и жену уберечь от лишних знаний. Вот он и старался… оберегал.
Макар озадаченно помигал.
– Вы хотели взять дрожжи? – повторил он.
– Из холодильника, – согласился расстроенный Петруша.
Нина зашевелила губами, но с них не слетело ни звука.
– А зачем? – вкрадчиво осведомился Илюшин.
Петр только рукой махнул: твоя, Гриш, очередь.
Григорий крабом выполз вперед.
Эх, пропадай моя телега, все четыре колеса! Как ни старались они укрыть Ритку от хищного взгляда правосудия, ни черта у них не получилось. А все из-за этого дотошного типа! Может, и удалось бы с ним договориться, если б его подружка, по совместительству Олегова невеста, не сидела в тюрьме.