Чёрный Рыцарь

Кент Рина

Коул говорит, что я должен сделать это еще несколько раз, чтобы узнать, и это я планирую.

Я ищу под кустами серебристо полосатую кошку, но Луны нигде нет. Становится темно, и это напоминает мне о том времени, когда Коула, Эйдена и меня забрали.

Было темно и холодно, и я продолжал слышать голоса, говорившие приглушенно, но никто не давал мне еды.

Я помню, как думал о папа, Эйдене и Коуле и о том, все ли с ними в порядке.

После того, как меня выбросили из фургона в такой же лес, как этот, я не плакал и не звал

на помощь. Я не смог бы, даже если бы захотел. Возможно, это было потому, что папа говорил никогда не плакать и думать о решении вместо того, чтобы зацикливаться на проблеме.

Но я помнил, что у меня одна цель: я должен вернуться домой к Ким.

Она ненавидит проводить время со своей мамой, а я пообещал никогда не оставлять ее одну. Я планировал сдержать это обещание, точно так же, как она сдержала свое никогда не покидать меня.

И именно так я вернулся домой.

Я боролся с холодом и голодом и продолжал идти, пока не нашел полицейский участок.

С тех пор мы с Ким сблизились еще больше. Она единственная, кому я рассказал о похищении и о том, как было холодно. Она первый человек, который приходит мне на ум, когда я просыпаюсь утром, и последняя мысль в моей голове, когда я ложусь спать.

Эйден и Коул смеялись надо мной, говоря, что мной управляет девочка и что я должен носить ее юбку. Я ударил Эйдена и пнул этого придурка Коула в подбородок.

Он сказал, что она вырастет и ей станет все равно на меня, потому что именно так поступают девочки. Они меняют свое мнение.

Вот почему я держусь от нее на расстоянии не потому, что она мне больше безразлична, как она сказала, а потому, что я не хочу, чтобы она со временем возненавидела меня.

Не знаю, что бы я сделал, если бы она меня возненавидела. Это было бы хуже, чем потерять маму. По крайней мере, тогда она была со мной. Если я лишусь и ее, у меня никого не останется.

— Абсолютно нет!

Я останавливаюсь, услышав очень знакомый голос. Джанин, мать Ким. Что она здесь делает?

Крадясь за деревом, я заглядываю сквозь ветви и вижу, что она стоит перед своей белой машиной, скрестив руки на груди. На ней огромные солнцезащитные очки, закрывающие половину лица, а на голове шарф, но я знаю, что это она, по голосу, машине и блестящим каштановым волосам.

Ким всегда завидует этому, желая, чтобы ее волосы были, как у ее мамы, тело, как у ее мамы, и все, как у ее мамы.

Если бы только она знала, что она красивее своей мамы.

— Я хочу свою дочь, Джанин. Ты явно плохо с ней справляешься.

Мои ногти впиваются в багажник, когда в поле зрения появляется человек, с которым она разговаривает.

Папа.

Он стоит перед своим Мерседесом в охотничьей шляпе.

Его слова медленно просачиваются в мой мозг. Дочь. Он сказал: дочь.

— Трахаясь с кем-то, ты не становишься отцом, Льюис. — она откидывает волосы назад. — Я носила Кимберли в своей утробе девять месяцев.

—

Это также не делает тебя матерью. — он смотрит на нее сверху вниз.

— Ты должен был бороться за нее, как только она родилась. Но нет, тебе нужно было беспокоиться о другой суке. О твоем доме и о твоей прелестной семье. Помнишь, что ты мне тогда сказал? — ее голос становится насмешливым, когда она подражает ему: — У меня уже есть сын, Джанин. Не действуй мне на нервы, Джанин.

— Ну, я не думал, что ты будешь такой бесполезной матерью. На днях она плакала, потому что ты на нее накричала.

— Я могу воспитывать ее так, как мне нравится. Не лезь не в свое дело и позаботься о своем драгоценном сыне.

— Джанин, — бормочет он ее имя сквозь стиснутые зубы.

— У меня есть репутация, ясно? Я не могу просто объявить, что у меня родилась вне брачная дочь от интрижки с соседом и другом мужа. Ты хоть понимаешь, как это разрушит мою и Кэлвина карьеры? На самом деле, и твою тоже.

— Я не прошу тебя объявлять об этом, но, по крайней мере, сообщить ей об этом, чтобы я мог открыто относиться к ней, как к своей дочери. В любом случае, она уже проводит много времени с Ксандером.

— Ни за что. Этот сопляк начнет называть тебя отцом на публике, а я не могу этого допустить. — она указывает на него пальцем. — Соблюдай нашу сделку, или я расскажу Ксандеру правду. Как думаешь, что почувствует твой драгоценный сын, а?

— Не смей приближаться к нему.

— Тогда прекрати эту чушь.

— Я предупреждаю тебя. Обращайся с ней хорошо.

— Ох, прости. Ты пропустил ту часть, где говорится, что ты не можешь указывать мне, что делать? Даже Кэлвин не может, так почему ты должен?

— Я ее отец, черт возьми. Я не могу позволить тебе так с ней обращаться.

— Или что? Потребуешь опеки? Дай угадаю, ты не можешь, хах?

— Я не спущу с тебя глаз. — он направляется к своей машине.

— Ты же знаешь, я люблю внимание.

— Гори в аду, Джанин.

— Увидимся там, Льюис. — она машет ему с ядовитой улыбкой, прежде чем распахнуть дверцу машины и скользнуть внутрь.

Они уезжают в противоположные стороны, оставляя за собой пыль.

И меня.

Я стою, не веря тому, что только что услышал. Лезвие пронзает мою грудь, и хотя я не могу этого видеть, я чувствую. Это глубоко и больно. Так, так больно.

Мои ноги дрожат, и я падаю, не в силах больше стоять.

Я смотрю на дорогу, по которой они только что уехали, будто могу вернуть их и спросить о том, что они рассказали.

Дочь.

Отец Ким не дядя Кэлвин, а мой папа. Это значит, что она моя сестра.

Моя. Сестра.

Я всегда говорил Кимберли, что хочу братика, как Кириан, и она сказала, что он может быть нашим.

Тогда я был так счастлив, что у меня появился братик или сестричка, но теперь после того, как я узнал, что она моя настоящая сестра, хочется плакать.