Чёрный Рыцарь
Шрифт:
Блядь.
Я сижу в углу, наблюдая за входом в палату Ким, но держусь подальше от поля зрения Джанин.
— Да, конечно, — огрызается она. — Я не стану откладывать выставку ни по какой причине. С ней все будет в порядке, она не ребенок.
Я собираюсь подойти и ударить ее по лицу. Возможно, она отложит выставку, если ее чертова физиономия будет изуродована.
Я ненавижу эту женщину. И не только из-за прошлого, но главным образом потому, что она никогда не заслуживала такой дочери,
Эгоистичные люди, такие как Джанин, не годятся для материнства. Как моя мать.
Дверь палаты Ким открывается, и выходит Кэлвин, его лицо измучено, но он не выглядит грустным, просто усталым.
— Поезжай домой, Джанин, — говорит он жене, останавливаясь перед ней.
— Это второй раз, когда я приезжаю и не могу увидеть ее. — она поднимается на ноги и кладет руку на бедро. — У меня есть дела.
— И я говорю тебе вернуться и заняться этими делами. Ты не увидишь ее, пока она не будет готова.
— Ты балуешь это отродье, и я этого не потерплю. Я ее мать.
Он смеется с едкой ноткой.
— Мать? Когда ты была ею, Джанин? Когда я поймал тебя на том, что ты ударяешь себя в живот, говоря, что этому демону нужно исчезнуть? Или, когда ты не хотела держать ее на руках, когда медсестра принесла ее тебе? Или, когда ты передала ее мне и отказалась даже смотреть на нее, не говоря уже о том, чтобы кормить? Новости, она никогда не была твоей дочерью, и с сегодняшнего дня ты не имеешь права разговаривать с ней или пытаться реализовать свои материнские права в отношении нее.
Впервые в своей жизни Джанин, кажется, потеряла дар речи. Однако ей требуется всего несколько секунд, чтобы прийти в себя.
— Это она сказала?
— Поезжай домой и позаботься о Кириане.
Она топает туфлями по полу.
— Он все время спрашивает о ней.
— Тогда скажи ему, что она в лагере и позвонит утром. Будь полезна хоть раз за всю свою бесполезную жизнь.
— Пошел ты, Келвин. — она хватает свою сумку со скамейки. — Я здесь больше не появлюсь.
— Еще лучше, — кричит он ей в спину, когда она уходит из больницы, будто у нее горят пятки.
Сука.
Кэлвин уже собирается войти, когда замечает, что я стою рядом, засунув руки в карманы.
Я не выпускал браслет со звездой, боясь, что он исчезнет в тот момент, когда я это сделаю. Так же, как она почти исчезла.
Он вздыхает.
— Поезжай домой, Ксандер.
Кэлвин видел меня последние несколько дней и всегда говорил, чтобы я уходил. Я как собака, которая продолжает возвращаться даже после того, как ее отчитали.
Я молчу, но не делаю ни малейшего движения, чтобы уйти.
У него вырывается еще один вздох.
— Льюис, должно быть, ищет тебя.
Я усмехаюсь.
— Нет.
— Все равно поезжай домой и приведи себя в порядок. Ты выглядишь так, словно побывал в бою.
Это правда.
Когда я все еще не двигаюсь, Кельвин делает движение ему за спину.
— Или зайди в палату.
— Я, вероятно, сделаю еще хуже, — признаюсь я, мой голос становится хриплым от эмоций.
— Пока это реально, не думаю, что ты сделаешь хуже. Кроме того, иногда все должно ухудшиться, прежде чем станет лучше.
Я некоторое время пристально смотрю на него, взвешивая его слова.
Я делаю движение к двери, но Кэлвин хватает меня за плечо, заставляя остановиться.
— Если ты станешь винить ее в этом, я изобью тебя сильнее, чем в тех боях, в которые ты ввязываешься.
Откуда, черт возьми, он знает об этом?
— Да, сэр, — говорю я, и в моем голосе на удивление нет сарказма, как в разговоре с отцом.
Может, это потому, что я уважаю Кэлвина и ту роль, которую он играет в жизни своей дочери.
— Пойду выпью кофе. — он отпускает меня и исчезает за углом.
Я продолжаю наблюдать за ним, убеждаясь, что он ушел, прежде чем войти в палату. Пахнет антисептиком, но от нее также исходит легкий запах лайма.
Ким наклоняется вбок, роясь в ящиках. Ее кожа не такая бледная, как той ночью. Ее волосы ниспадают по обе стороны плеч зеленым ореолом.
Она так красива, что физически больно.
И она жива, дышит, движется.
Она жива и прямо здесь.
Если я что-нибудь не сделаю, она может попробовать еще раз, и, может, в следующий раз нас с Кэлвином не будет рядом, и будет слишком поздно.
— Пап, ты не видел мою электронную книгу? Думаю, что положила ее сюда, но, может... — ее слова обрываются, когда глаза встречаются с моими.
Они расширяются до огромного зеленого цвета и немного сверкают, немного блестят, но также немного умирают.
Ой.
Я это заслужил.
— Что ты здесь делаешь? — шепчет она. — Убирайся.
Я тоже этого заслуживаю.
Но я не уйду, пока она все не узнает.
Это момент истины.
Глава 23
Кимберли
Сегодня психотерапевт попросил меня сказать то, что я ненавижу, что я должна выпустить это наружу.
Я сказала, что ненавижу, как мама обращалась со мной и как задиры в школе говорили обо мне. Я сказала, что ненавижу стыдиться лишнего веса и диет.