Черный шар
Шрифт:
— Выезжаешь сразу?
Он кивнул.
— Куда ты, па?
— Не приставайте к отцу, дети. У него важные дела.
— Деда? Какие дела?
— Может, сперва поешь?
— Я не голоден.
— Возьми пальто. К вечеру станет прохладно. Хочешь, я поеду с тобой?
— Ты же знаешь, врач запретил тебе ездить в машине.
— А можно я поеду, па?
— Нет, Арчи. Ты забыл, что собирался на озеро?
— А мне можно?
— И тебе нельзя, Изабелла. Не вставайте из-за стола.
Ты, Нора,
Слышно было, как он открыл и захлопнул дверцу, потом завел мотор, и Нора с детьми увидели в окно, как автомобиль выехал на лужайку. Отец с непокрытой головой вылез из машины и направился к дому. Нора встала.
— Сидите, дети. Ешьте и не отвлекайтесь.
— Я хочу попрощаться с папой.
— Он придет и попрощается с вами сам.
Она достала из гардероба пальто и шляпу и, когда вошел муж, спросила:
— Деньги у тебя есть?
— Да, думаю, мне хватит.
— Чековую книжку взял?
Он ощупал карман.
— Да.
— Тебя дети ждут: поцелуй их на прощание.
Хиггинс обошел вокруг стола, и, когда наклонился к Изабелле, она ни с того ни с сего расплакалась.
— Не хочу, чтобы ты уезжал.
— Я скоро вернусь. Еще успею рассказать тебе историю.
Арчи тут же вмешался:
— Не правда! Ты сам сказал, дотуда три часа ехать. Это дальше, чем в Нью-Йорк, все равно как до Филадельфии.
Изабелла, вцепившись в отца, повторяла:
— Не хочу, чтобы ты уезжал.
Хиггинс насилу высвободился и поспешил к выходу.
Нора пошла за ним.
— Что случилось? — спросила она шепотом.
— Она попала под автобус.
— Где?
— При въезде в Олдбридж, — глядя куда-то в пространство, отчеканил он, словно в этих словах был для него особый смысл.
— Звонили из больницы?
— Да.
— Состояние тяжелое?
Он пожал плечами.
— Сами пока не знают.
Нора сделала еще одно умозаключение:
— Она, по крайней мере, в сознании, раз назвала твою фамилию. Как они узнали наш адрес?
— Позвонили по старому телефону, и там сказали, где мы живем.
— Веди машину осторожно.
— Ладно.
В открытую дверь он увидел всех четверых детей за столом и отвернулся.
— Ты не поцелуешь меня на прощание?
— Прости.
Он поцеловал жену, и оттого, что она обняла его настойчивей обычного, он почувствовал неловкость, как после рукопожатия с пастором.
— Держись, Уолтер.
— Спасибо, — шепнул он.
Глава 7
Хиггинс чуть не проскочил мимо города, где родился и прожил тридцать пять лет: шоссе, когда-то пересекавшее железную дорогу близ газового завода, перенесли, и оно шло теперь по дамбе через болото.
Он провел три часа за рулем, не в состоянии ни о чем думать. Глаза его были прикованы к разделительным линиям, разматывавшимся перед автомобилем, в ушах стоял неотвязный шум — шуршание тысяч шин по асфальту.
До въезда в Нью-Йорк он ехал по Меррит-Паркуэй.
Мимо мчались машины по две, а то и по три в ряд в обе стороны, и в этом движении было что-то неумолимое, напоминавшее бегство; насупленные, взвинченные водители очертя голову рвались вперед, как будто на карту была поставлена вся их жизнь; часто на задних сиденьях виднелись целые семьи; и большинство этих людей ехало не зная куда, подчиняясь ритму моторов и ожесточенно. транжиря бесполезные часы.
Иногда на перекрестках попадались яркие дощатые киоски — там торговали едой и питьем: сосисками, мороженым, виски, кофе. Дети в машинах держали брикетики мороженого, мужчины спешили промочить горло бутылкой пива.
Хиггинс, как и собирался, обогнул Нью-Йорк, переехал через мост Вашингтона и очутился в штате Нью-Джерси.
Небоскребы остались позади и высились теперь пирамидами, розовея в лучах заката на фоне светлого неба, гладь которого разрывал порой тяжелый четырехмоторный самолет.
Хиггинсу ни разу не пришло в голову, что мать умерла или вот-вот умрет. Перед глазами у него невольно вставало то, что он видел, уезжая из Уильямсона: полуоткрытая дверь кухни, а за ней, у стола, — четверо детей вокруг блюда с курицей.
Он свернул с шоссе, которое шло теперь в объезд Олдбриджа. Добравшись до Линкольн-стрит, он начал узнавать местность. В последние шесть лет здесь строили больше, чем в Уильямсоне, и на месте пустыря, где Хиггинс играл в детстве, выросли рабочие кварталы: тротуары были еще не доделаны, а вдоль улиц, только что обсаженных деревьями, тянулись возведенные по единому стандарту дома.
На прямоугольном поле, обнесенном зеленой изгородью, парни не старше Дейва сражались в бейсбол, на скамьях расположились кучками человек сто болельщиков. Среди игроков суетился судья в темно-синей форме, в каскетке с коротким козырьком: он, видно, очень серьезно воспринимал свои обязанности.
Линкольн-стрит не изменилась, но магазины по случаю воскресенья не работали, на тротуарах не было ни души, только несколько пустых машин стояли на обочине, распространяя вокруг запах нагретого солнцем железа. Площадь перед муниципалитетом, на которую выходили фасады двух кинотеатров, была почти сплошь забита автомобилями. Если не считать тех, кто сейчас спит или, распахнув окно, сидит перед телевизором, все население городка, должно быть, собралось сейчас здесь, перед экранами, по которым мечутся не правдоподобно огромные киногерои. Остальные жители еще в дороге — как все, кого Хиггинс встречал, начиная с Уильямсона.