Черный шар
Шрифт:
Город показался Хиггинсу вымершим, и сердце ему сдавила смутная тревога. Налево, еще раз налево, впритирку к тротуарам, исхоженным им когда-то вдоль и поперек, и, наконец, по-прежнему не видя вокруг ни души, он затормозил на площади перед больницей.
Больница тоже уже не та. На месте старых кирпичных зданий с окнами, забранными решеткой, и стенами, покрытыми копотью от проходивших внизу поездов, выросло современное строение из бетона и розового кирпича, с козырьком над широким входом — впору
В холле с белыми стенами и выложенным белой плиткой полом стояли новенькие кресла и висели электрические часы, показывавшие половину четвертого. Налево, в стеклянной перегородке регистратуры, было окошечко.
По шуму в коридорах, где сновали окруженные женами и детьми больные — некоторые из них передвигались в креслах на колесиках, — Хиггинс понял, что сейчас время посещений. Он заметил пожилую даму, сидевшую за столом и вручавшую посетителям розовые талончики.
Это было единственное, что не изменилось с тех пор, когда он ходил к Луизе в больницу. Дамы из городского благотворительного комитета носили больным книги и выполняли часть обязанностей персонала, например, контролировали приход и уход родственников в часы посещений.
Женщину, сидевшую сейчас за столом, он видел тут еще лет двенадцать — тринадцать назад, и, как тогда, на ней было фиолетовое с белым платье и бархатная шляпка с прозрачной вуалеткой. Хиггинсу показалось даже, что он узнает исходивший от нее приторный запах.
Он не знал, как ее зовут. Видимо, это ее черный лимузин с шофером в светло-коричневой ливрее стоял у подъезда, и Хиггинс готов был поклясться, что женщина ничуть не постарела. Можно подумать, она никогда не покидала своего места в вестибюле.
— Вы к кому? — обратилась она к Хиггинсу с прямо-таки сахарной улыбкой.
— К миссис Хиггинс. К Луизе Хиггинс.
Чтобы заглянуть в лежавший перед ней список, даме пришлось прибегнуть к пенсне с толстыми стеклами, болтавшемуся на ленточке у нее на шее.
— А вы не перепутали фамилию?
— Нет, если только она не указала девичью. Тогда надо искать Луизу Фукс.
— Вам сказали, что она здесь?
— Мне позвонили сегодня утром из больницы домой, в Коннектикут, и сообщили об этом.
— Вам следует справиться в регистратуре: в списке я ее не вижу. Очень сожалею, что не могу вам помочь.
Три негритенка чинно восседали в креслах, у двоих ноги болтались, не доставая до полу. Все трое были похожи — те же черные глаза с блестящими белками, и Хиггинсу подумалось, что их мама наверняка родила им только что братика или сестренку, а в родильное отделение их не пускают, чтобы не занесли инфекцию.
Он постучал в закрытое окошечко. Девушка, читавшая иллюстрированный журнал, подняла стекло.
— Я приехал навестить мать, миссис Хиггинс. Может быть, она записана под девичьей фамилией Фукс.
— Давно поступила?
— Сегодня утром.
— Подождите, пожалуйста.
Девушка тоже поискала в каком-то списке, потом в картотеке, удивилась, сняла телефонную трубку и обратилась к кому-то невидимому:
— Есть у вас некая Хиггинс или Фукс? Поступила сегодня утром.
Потом повернулась к Хиггинсу и покачала головой.
— Такой фамилии в списке поступивших нет. А вы уверены, что она у нас в больнице?
— А разве в Олдбридже есть другая?
— Есть частная клиника, в западном районе, возле парка.
Эту клинику он знал. Лечиться в ней — дорогое удовольствие, жертву дорожного происшествия туда не повезут.
— Мне звонили сегодня утром, — продолжал он настаивать.
— Кто? Вы знаете, кто звонил?
— Какая-то женщина. Насколько я понял, медсестра.
Подавленный всей этой белизной и чистотой, Хиггинс говорил смиренно, без раздражения. Служащая объяснила:
— Вообще-то регистратура по воскресеньям закрыта.
Директора нет. Я одна дежурю, а медсестра, которая звонила утром, уже ушла. В котором часу вам звонили?
— В самом начале первого.
— А я пришла в час.
Руки Хиггинса вспотели, и он чувствовал, что ему необходимо высморкаться.
— Речь шла об операции?
— Думаю, что да. Мне сказали, произошел несчастный случай.
В этот момент, не обращая на Хиггинса внимания, в регистратуру вошла другая сестра. Сквозь халат и нейлоновое белье у нее просвечивало тело, особенно когда она оказывалась перед окном.
— У тебя есть сигареты, крошка?
— Возьми пачку из сумочки: у меня в ящике лежит другая. Ты не слышала, поступал сегодня утром кто-нибудь после несчастного случая?
— А, эта старая…
Сестра заметила Хиггинса и поперхнулась словцом, которое чуть не сорвалось у нее с языка.
— Та, которую сбил автобус? — поправилась она.
— Вот именно, — поспешно вставил Хиггинс.
— Она у нас? — удивилась регистраторша. — Почему же ее нет в списке поступивших?
— А уж это, крошка, не мое дело. Я знаю одно: ее привезла «скорая помощь».
— В какую палату ее положили?
Для них это был самый заурядный повседневный разговор. Сестра снова повернулась к Хиггинсу и, поколебавшись, объявила:
— Не думаю, что она в палате. Ее доставили в срочную хирургию.
Вторая пояснила:
— В таком случае вы ее сейчас не сможете повидать: в это отделение посетителей не пускают.
— Но мне ведь позвонили…
— Знаю…
Может быть, она здесь новенькая или замещает кого-нибудь: ей явно не хочется брать на себя ответственность.