Черный сокол. Снайпер из будущего
Шрифт:
«Значит, диспозиция вырисовывается следующая. – Олег остановился и посмотрел на самодельную карту. – После взятия Рязани армия монголов разделилась на две части, одна из которых двинулась на юго-запад. Куда – пленные не знают. В этом направлении у нас находятся, – Горчаков склонился над картой, – города Новый Ольгов, Пронск, Ижеславль и Белгород. Куда двинется противник, овладев этими городами? – спросил себя Олег и, не задумываясь, ответил: – Монголы пойдут на Коломну. А поскольку передвигаются они исключительно по замерзшим рекам, то самый подходящий маршрут проходит по реке Проне до Ижеславля. И дальше от него до впадения в Проню речки под смешным названием Жрака, по ней до Белгорода, а от него
– Махмуд, – окликнул он хорезмийца, – кто состоит толмачом при хане Бату?
– Пресветлый эмир! – подскочил ал-Хереви и поклонился, приложив руку к груди. – Не гневайся, но твоему недостойному рабу неведомо, кто переводит речи для грозного Бату-хана, да ниспошлет ему Всевышний… – начал по привычке Махмуд, но, вспомнив, где он находится и с кем говорит, хорезмиец захлопнул рот и виновато посмотрел на Горчакова. – Да будет ему во всем неудача! – верноподданнически закончил он.
Олег с усмешкой кивнул, одобряя этот экспромт.
– Так значит, если я продиктую тебе письмо для хана Бату, у него в ставке может и не найтись человека, способного его прочесть? – спросил он.
– О храбрейший из всех воителей! – снова «завел свою волынку» Махмуд. – На этот вопрос твой недостойный раб знает ответ и будет счастлив услужить пресветлому эмиру! Бату-хан сам умеет читать на нашем языке! В детстве его учителем был мудрейший из мудрейших, Хаджи Рахим аль-Багдади! Ныне этот ученнейший муж, украшенный тысячью и одной добродетелью, состоит при Бату-хане лекарем! Твое письмо будет прочитано, о достойнейший!
– Отлично! – довольно потер руки Горчаков и перешел ко второй части монгольской армии.
Она состояла из четырех туменов. Самым сильным в этом войске был корпус Бурундая. В двух его туменах служили только монголы. В остальных монгольское ядро было доукомплектовано воинами из покоренных народов. Одних мобилизовали насильно, другие пошли своей охотой в надежде пограбить богатые города. Официально тумены возглавляли чингизиды. Но их функции были скорее представительскими. Настоящими командармами были опытные темники, прославившиеся в Хорезме и Китае.
Один из туменов возглавлял сын Угэдэя, Гуюк-хан. Вторым чингизидом в этом подразделении был его брат Кадан.
В еще одном тумене было аж три потомка «Потрясателя Вселенной»: его сын Кюлькан, являвшийся официальным командующим, внук Чагатая Бури и внук Чингисханова брата Аргасун.
Об этом подразделении Олег имел самые подробные сведения, потому что разгромленные утром четыре сотни были выделены как раз из этого тумена.
При сборах в Западный поход каждый из наследников Чингисхана привел в армию ополчение своего улуса. У Кюлькана оно состояло из трех тысяч коренных монголов, у Бури из одной, а у Аргасуна было всего пятьсот воинов.
– Теперь их осталось меньше! – злорадно отметил Горчаков. – Потому как высланные вперед сеять ужас и панику сотни принадлежали Аргасуну. И осталось у них четыре тысячи сто монголов, – подытожил Олег. – Плюс порядка пяти тысяч, где каждой твари по паре.
Он взял со стола листок и еще раз прочел, из кого состояла немонгольская половина тумена. В списке значились: найманы, киреи, онгуты, канглы, кидане, ханьцы, бохайцы, чжурчжени. А больше всего в войске было кыпчаков и туркестанцев из бывших армий Хорезмшаха. Но и это было еще не все! В армию вторжения собрался весь степной сброд, от Байкала и до Волги. Пленные просто не могли упомнить десятков названий, да они, в общем-то, и не пытались. Монголам было по барабану, кто пойдет в бой впереди них и первым полезет на стены. Как понял Горчаков, пленные называли народы, окружавшие коренные монгольские земли, с которыми они были хорошо знакомы. А определять племенную принадлежность разных там финно-угров они считали ниже своего достоинства.
– Прямо «Вавилонское столпотворение», – покачал головой Горчаков.
«А ведь есть шанс разбить монголов по частям! – подумал он. – Двигаясь от Рязани вверх по Оке, правое крыло монголо-татарского войска осадило город Ольгов. Оставив от него головешки, враги подошли к Переяславлю – современной Рязани. Здесь они разделились. Видимо, для того, чтобы не испытывать трудностей с фуражом. Бурундай со своим корпусом остался осаждать город, а два других тумена направились дальше к Коломне. Двигаются они не вместе. Впереди идет Кюлькан, его воины забирают сено, зерно и солому в прибрежных селах и деревнях. Кое-что остается, но этого не достаточно. Поэтому идущий следом Гуюк-хан делает остановки и рассылает отряды фуражиров в стороны от реки. Из-за этого он приотстал. Теоретически можно разгромить Кюлькана до подхода тумена Гуюк-хана. Только надо это дело как следует обдумать, – Горчаков хмыкнул и побарабанил пальцами по столу. – Сегодня у нас шестое января тысяча двести тридцать восьмого года, – начал считать он. – По словам пленных, они оторвались от своего подразделения на день пути. То есть на тридцать – тридцать пять километров. За туменами движутся большие обозы с припасами и осадным парком. Огромные повозки тащат медлительные волы. С таким транспортом монголы делают пятнадцать-двадцать километров в день. Значит, здесь они будут послезавтра. А к Коломне подойдут десятого января. Время на подготовку есть».
– Махмуд, садись к столу, – распорядился Олег.
Хорезмиец поклонился и устроился на лавке. Горчаков пододвинул ему лист бумаги и протянул черную гелевую ручку. Переводчик с любопытством повертел ее в руке. Про чернила он не спросил. Видел, что Олег обходился без чернильницы.
– Письмо Бату-хану, пресветлый эмир? – уточнил ал-Хереви.
– Угу, – кивнул Горчаков, думая, под каким номером включить Батыя в «список приговоренных».
– Великому Бату-хану, владыке и повелителю бесчисленных народов, салям! – подсказал хорезмиец, видимо, полагая, что Олег, по своей необразованности, не знает, с чего начать. – Пусть Всевышний дарует твоей душе тысячу успокоений и превратит ее в место восхода и захода милосердия и в место, куда падают лучи славы! – Махмуд выжидающе уставился на Горчакова, явно напрашиваясь на комплимент своей учености.
– Хорошо сказал! – похвалил Олег. – А теперь пиши: мера преступлений Чингисхана и его потомков превысила все мыслимые пределы!
Хорезмиец дернулся на лавке и весь съежился.
– Помилосердствуй, пресветлый эмир, – заскулил он, – если Бату-хан узнает, кто написал письмо, он велит отрубить мне руки!
– Взбодрись и дыши глубже, – посоветовал Горчаков, – скоро хану Бату станет не до мелочных разборок с писцами. Ничего он тебе не сделает!
Махмуд горестно вздохнул и изобразил готовность к работе.
– Мера преступлений Чингисхана и его потомков превысила все мыслимые пределы! – снова начал диктовать Олег. – Поэтому я собираюсь положить конец злодействам этого проклятого рода! Клянусь приложить все силы, чтобы этот поход стал последним преступлением чингизидов против человечества! Клянусь, что не будет мне покоя, пока не истреблю всех пришедших на Русь потомков Чингисхана! Первыми умрут Кюлькан, Бури и Аргасун. Следом за ними умрешь ты, Бату! Хочешь жить – убирайся с нашей земли!
Хорезмиец, высунув от старания кончик языка, выводил строчки красивой арабской вязи.